За поворотом, у раскидистого дерева, опустившего к земле тяжелые ветви, прямо на нас вышла большая компания школьников. Ребята узнали Володю и остановились, а он вдруг спасовал перед детским любопытством, покраснел даже. Вообще Высоцкий был человеком застенчивым, никакая популярность другим его сделать не могла… Самый ближний к нему мальчишка, такой стройный, пружинистый, держал в руках гитару, Володя, стараясь замять неловкую ситуацию, скрыть смущение, немного торопливо сказал:

— Раз уж ты с гитарой, сыграй нам что-нибудь.

Мальчишка вопреки ожиданиям не растерялся. Глаза у паренька озорные, в их открытой синеве плывет багряный цвет далекой осени Поэта. Потом поднял гитару, с вызовом, с любовью, вздрагивающим от собственной дерзости голосом запел:

— Извозчик стоит. Александр Сергеевич прогуливается…

Когда он кончил петь, Володя улыбнулся:

— Ты все угадал. Ты даже не представляешь, как мы тебе благодарны! Спасибо.

А мальчишка в ответ протягивает гитару и говорит:

— Теперь ваша очередь, Владимир Семенович.

И остальные подошли ближе, лица подняты к Володе, теперь на них нет любопытства. Ожидание, волнение есть. Они еще не умеют прятать свои чувства, не научились… Им очень хочется послушать Высоцкого. Я ни секунды не сомневаюсь — споет, он просто не может им отказать.

Володя пожал плечами:

— Спеть? Право, не знаю, что тебе ответить. Давай лучше почитаю.

Высоцкий откашлялся. И лицо его вдруг ушло от нас, стало совсем другим, и смотрел он уже глазами человека, который видит Пушкина. Живого. И не верить ему нельзя: там он — перед Александр Сергеевичем…

20 октября Высоцкий был уже в Ташкенте, где вечером дал концерт на самой большой спортивно-концертной площадке города — во Дворце спорта, вмещающем 10 тысяч зрителей. На этом концерте, организованном ЦК КП Узбекистана, присутствовал сам хозяин республики Шараф Рашидов со своей многочисленной свитой. Все это было не случайно, а являлось распространенным тогда явлением, когда в республиках, в пику Центру, привечались люди, которые этим самым Центром считались неудобными или неугодными. Например, тот же Рашидов еще в первой половине 60-х приютил у себя в республике писателя Валентина Овечкина, которого Хрущев считал чуть ли не своим личным врагом. Неплохо относился Рашидов и к Высоцкому, чему свидетельствуют и неоднократные его приглашения с концертами в Узбекистан, и посещения Шарафом Рашидовичем его концертов (в сентябре 75-го он даже пришел на один из них, когда был с официальным визитом в Болгарии).

Возвращаясь к ташкентскому концерту, отметим, что, помимо Высоцкого, в нем были задействованы многие звезды советской эстрады: Муслим Магомаев, Полад Бюль-Бюль оглы, Роман Карцев и Виктор Ильченко, ансамбль «Березка».

Вспоминает бывший музыкант из оркестра П. Бюль-Бюль оглы — Э. Шершер (Туманов): «Концерт делался так спешно, что не успели даже разморозить лед во Дворце спорта и нам построили сцену прямо на льду. В связи с тем, что нас согнали внезапно, все запаздывали, ехали-то все из разных мест. Концерт задерживался на два часа. Нас всех по очереди просили выходить и успокаивать публику. А как успокоить десять тысяч человек? А потом вышел Высоцкий. Подошел к микрофону… И обратился к залу. Он обратился как-то неформально… Что-то вроде: „Чуваки! Мы такие же люди, как и вы. И у нас те же трудности. Например, транспорт. Не все успели подъехать, но артисты стремятся к вам настолько же, насколько вы хотите их увидеть. Я знаю, что очень тяжело сидеть в этом холоде, но давайте наберемся терпения“. И стало тихо-тихо в зале… Перед концертом я ему настраивал гитару. Мы были с ним знакомы раньше, он меня попросил это сделать. Я минут двадцать настраивал эту гитару, а потом он взял ее и начал струны подпускать. Я говорю: „Я старался, а ты что ж делаешь?“ Он говорит: „Не обижайся, Зиновий. Я хочу, чтоб она гудела“. Я потом понял этот эффект. Высоцкий закрывал концерт и выступил просто на „ура“. В тот раз ему разрешили спеть девять песен, он их исполнил великолепно…»

Вернувшись на родину, Высоцкий участвует в записи очередного радиоспектакля (по другой версии, это произошло в конце декабря) — «Незнакомка» по А. Блоку. Режиссер постановки — уже хорошо знакомый ему Анатолий Эфрос (с ним Высоцкий встречался годом ранее во время работы над «Мартином Иденом»). Наш герой играет главную роль — Поэта.

В те же дни он дает один «квартирник» дома у своего хорошего знакомого — Льва Делюсина (того самого, который некогда «крышевал» Театр на Таганке, будучи консультантом у Андропова в Международном отделе ЦК КПСС). Как мы помним, работу в ЦК Делюсин оставил еще во второй половине 60-х, уйдя в научную деятельность. Однако связей со своими бывшими сослуживцами он не терял — то есть продолжал оставаться влиятельным человеком в советской номенклатурной иерархии. Тем более что в то время (с 1972-го) он был главным научным сотрудником Института востоковедения АН СССР, возглавлял там отдел Китая.

В конце октября Высоцкий снова в Париже. Вообще после получения весной того года разрешения беспрепятственно выезжать к жене в любое время Высоцкий старается делать это как можно чаще, по сути превратив эти вояжи в аналог загородных поездок. Вот и теперь он приехал туда, чтобы отдохнуть, а также принять участие в очередном мероприятии тамошних коммунистов, которых он, судя по всему, чтит более, чем коммунистов советских (за их симпатичный ему еврокоммунизм, который к тому времени стал уже открытым вызовом Москве). Вообще о ситуации вокруг еврокоммунизма, сложившейся во второй половине 70-х в Западной Европе, стоит сказать отдельно.

Как мы помним, истоки еврокоммунизма уходили в конец 60-х, когда у западных коммунистов наступило разочарование в советском социализме (после чехословацких событий) и зародились надежды, что в бурлящей Европе они сумеют перехватить инициативу у своих оппонентов из конкурирующих партий. И такие надежды действительно имели под собой основания. Так, во Франции после двух десятилетий непрерывного правления правые потеряли доверие, и в их рядах начался раскол. Это привело к тому, что французские левые партии (ФКП и ФСП) решили объединиться в Союз левых сил (летом 72- го). В соседней Италии коррупция и некомпетентность правящей партии (Христианско- демократической) тоже вызвали рост симпатий к коммунистам. В Испании доживала последние дни диктатура Франко, и у тамошней компартии также появились большие шансы встать во главе грядущих изменений.

Что касается участия Москвы в этом процессе, то она не имела больших возможностей вмешиваться в этот процесс, поскольку большинство западных компартий собиралось прийти к власти именно на волне отрицания советского социализма. В итоге из трех ведущих западноевропейских компартий (ФКП, КПИ, ИКП) самой близкой Москве, как мы помним, оставалась французская. И когда ее руководство затеяло создать Союз левых сил, в Москве это дело одобрили, положившись на мнение аналитиков из Международного отдела ЦК КПСС, которые увидели в этом Союзе возможность победы ФКП в будущем. Но этот прогноз оказался ошибочным. К концу 77-го стало окончательно понятно, что Союз левых сил принес ФКП больше вреда, чем пользы. А лавры победителей достались их союзникам по блоку — социалистам. Благодаря Союзу им удалось в значительной мере восстановить влияние и организацию своей партии (численность ФСП за пять лет выросла более чем вдвое и достигла 180 тысяч человек). Их лидер Франсуа Миттеран (а не вожак коммунистов Жорж Марше) стал претендовать на роль лидера всей левой оппозиции, а ФСП — на роль первой политической партии Франции. Как отметит чуть позже сам Жорж Марше:

«Политика нашей партии в период Союза левых сил привела к тому, что, по существу, мы поддержали идею, будто партия как таковая должна стушеваться, чтобы во Франции могли произойти изменения…