Сражаешь ты тигров и львов на собранье, А я, ужасаясь, теряю сознанье. От зрелища вдруг оторвавшись, царица Тогда восклицает: «Моя мастерица Влюбилась в Баллаву. Ей, бедненькой, страшно, Чуть повар сойдется со львом в рукопашной. Кто женщин поймет? Но подходит же, право, Красивой служанке красавец Баллава. Давно уже, видно, друг с другом спознались: В одно они время у нас оказались». Иль мало мне видеть Юдхиштхиры участь? Вдобавок — насмешек язвительных жгучесть!.. Взгляни на другого: он бился с богами, — Теперь добывает он пищу ногами! Вступавший со змеями в бой без опаски, — Царевну теперь обучает он пляске! Леса вместе с Агни сжигал полководец, А ныне — он пепел, попавший в колодец! Страшились воители стрел его гневных, А ныне живет он средь женщин, как евнух! Он мир потрясал тетивы своей звоном, — Теперь звонким пением нравится женам! В венце — в блеске солнца — был недругам страшен, А ныне косой и кудрями украшен. Божественным прежде владевший оружьем, Он серьги надел, — будто не был он мужем! В боях побеждавший царей-чужестранцев, Он сделался ныне учителем танцев! Дрожала от грома его колесницы Земля, — и селенья в лесах, и столицы, И то, что недвижно, и то, что подвижно, А ныне, а ныне — уму непостижно! — В нарядные женские платья одетый, Звенит он серьгами и носит браслеты! Поет он, когда все красавицы в сборе, Смотреть мне на грозного Арджуну — горе! Как слон в пору течки средь самок, — таков он Средь женщин, прелестницами очарован! О, горе мне! Лучник, возглавивший рати, Теперь состоит плясуном при Вирате! Известно ли Кунти, их матери славной, Что стал плясуном ее сын богоравный, Что старший, чей недруг еще не родился, В презренные кости играть подрядился! А третий? Смотрю я с печалью во взгляде: Идет Сахадева в пастушьем наряде! За ним я не знаю поступка дурного, Хотя о нем думаю снова и снова. За что же наказан твой брат? Разве надо,
