Смотрел и на Кадру подвижник любовно:Яиц принесла она тысячу ровно.Их тоже на пять положили столетийВ сосуды с водой, чтобы вызрели дети.Пять полных столетий прошли над вселенной,И змеи родились у Кадру блаженной.Их тысяча было — и смирных, и злобных,И молниевидных, и тучеподобных,Прекрасных, блиставших жемчужным нарядом,Ужасных, грозивших губительным ядом,Прелестных, с покрытыми чернью серьгами,Уродливых, скользких, с пятью головами,Коротких и длинных, спокойных и шумных,И полных премудрости, и скудоумных,Но грозных и слабых друг с другом сближалоС губительным ядом смертельное жало!Был Ше́ша сначала, шел Ва́суки следом,Стал каждому также и Та́кшака ведом.Считать их? Но всех невозможно исчислить,А сколько их стало, нельзя и помыслить!А двойни Винаты все не было видно,И сделалось будущей матери стыдно,Детей она жаждала сильно, глубоко,Яйцо, не дождавшись, разбила до срока.Разбила яйцо — и увидела сына,Но верхняя лишь развилась половина,В зачатке была половина вторая,И молвил ей первенец, гневом пылая:«О жадная мать, не достигла ты цели,Меня создала незаконченным в теле.За это рабынею станешь ты вскоре,Пять полных столетий прослужишь ты в горе.Но брат мой родится и крылья расправит,Несчастную мать от неволи избавит.Однако яйцо разбивать не спеши ты,Смиренная, жадностью впредь не греши ты,Не надобно впредь поддаваться соблазнам,Чтоб сын твой не вышел, как я, безобразным.С тем сыном никто не сравнится на свете,Но жди, чтобы пять миновало столетий».Так молвил ей, верхней созрев половиной,Сын А́руна, в горе своем неповинный.Сказал и поднялся к небесным просторам.Теперь по утрам он является взорам:Когда разгорается в небе денница,Мы Аруну видим: он — солнца возница…И стала Вината, — глаголет преданье, —Полтысячи лет проводить в ожиданье.В то время к двум сестрам приблизился белыйБожественный конь, горделивый и смелый,[165]
