Один — слоновидный, другой — слонотелый, Сверкали, казалось, клыки, а не стрелы! Казалось, что поле — от падавших с гневом Бесчисленных стрел — зашумело посевом. Казалось, что поле войны непрерывным Струящихся стрел заливается ливнем. Казалось, что стрелы и день побороли, Всеобщую ночь воздвигая на поле. Те двое, что всё украшали живое, Из рода людского те лучшие двое, — Почувствовали ратоборцы усталость, Но с мужеством сердце у них не рассталось! Следили за ними в небесном чертоге Святые мужи, полубоги и боги, Смотрели и праотцы, радуясь громко, Как славно сражаются два их потомка. А те, пламенея, сходились в сраженье, Постигнув могучее вооруженье, Искусно свои применяя приемы: Все тонкости битвы им были знакомы! То мнилось: Карна, сын возничего гневный, Одержит победу в борьбе многодневной, То Арджуна, мнилось, короной венчанный, Врага одолеет отвагою бранной. Той битвы жестокостям невероятным Дивились мужи в одеянии ратном. Распался весь мир в эти дни на две части: Все звезды на небе желали, чтоб счастье Досталось Карне, а земные просторы, — Леса, и поля, и долины, и горы, — Для Арджуны быстрой победы хотели. Повсюду в земном и небесном пределе И боги и люди кричали пристрастно: «Карна, превосходно!», «Сын Кунти, прекрасно!». Земля сотряслась: на истоптанном лоне Шумели слоны, колесницы и кони. Из глуби земли выползал постепенно Опасный для Арджуны змей Ашвасена. Его существо было гневом объято: Сжег Арджуна мать Ашвасены когда-то. И змей, увидав ратоборцев деянья, Подумав, что время пришло воздаянья, В стрелу превратился на поприще брани И вот у Карны оказался в колчане. Тогда потемнело вблизи, в отдаленье: Вселенную стрел закрывало скопленье. Земля из-за их густоты совокупной Для воинов сделалась труднодоступной. И со́маки, и кауравы от страха Тряслись при смешении ночи и праха,
