«Теперь я напиток узнал настоящий! О, ты молока материнского слаще, Ты меда хмельнее, ты масла жирнее, О кровь супостата, — всего ты вкуснее! Я знаю, — ты лучше божественной влаги, О кровь, что добыта на поле отваги!» И, вновь твоего озирая потомка, Чья жизнь отошла, — рассмеялся он громко: «Что мог, то и сделал я в этом сраженье. Лежи, ибо в смерти обрел ты спасенье!» Казалось, той крови вкусил он с избытком. На мужа, довольного страшным напитком, Смотрел неприятеля стан оробелый. Иные решились метнуть свои стрелы, Другие, в смятении выронив луки, Застыли, к земле опустив свои руки, А третьи, с закрытыми стоя глазами, Кричали испуганными голосами! Бхима, напоенный напитком кровавым, Погибельный ужас внушал кауравам: «О нет, не дитя человечье, а дикий Он зверь!» — отовсюду их слышались крики. Бхима, пьющий кровь, убежать их заставил. Читра́сена, сын твой, бегущих возглавил. Кричали: «Чудовище сей Бхимасена, Он — ра́кшас, и он — трупоед, несомненно!» Юдха́манью, витязь, привыкший к победам, Пандавов умчал за Читрасеной следом. Летел он, как вихрь, за его колесницей, Пронзил его стрелами — острой седмицей. Читрасена, словно змея извиваясь, Как яд, заключенный в змее, извергаясь, Метнул три стрелы, — и летящая сила Юдха́манью вместе с возничим пронзила. Тогда-то, исполнен отважного духа, Из лука, натянутого вплоть до уха, Юдхаманью, ожесточенный бореньем, Стрелу, удивлявшую всех опереньем, О раджа, в Читрасену метко направил, Царевича острой стрелой обезглавил. Карна, потрясен этой смертью нежданной, С воинственным гневом, с отвагою бранной, Пандавов погнал, проявляя упорство, И с Накулой начал он единоборство. А тот, кому были победы не внове, Кто снова пригоршню попробовал крови, Духшасану смерти предав, — Бхимасена Сказал: «Посмотри, из презренных презренный, — Я пью твою кровь! Не забыл я и крика: «Эй, буйвол!» — кричал ты мне. Ну, повтори-ка!
