Царевич метнул с победительным кличем.Бхима́ раскрутил свою палицу яроИ, гибельную, отпустил для удара,И палица, дротик разбив смертоликий,Низверглась на голову сына владыки.Бхима же, как слон в пору течки, ярился,[123]И пот по вискам его гневно струился.Отбросил Духша́сану на расстояньеВ одиннадцать луков сей страшный в деянье!Упал твой царевич, сраженный ударом,Объятый предсмертною дрожью и жаром.Возничий и кони мертвы; колесница —Зарылась во прах, чтобы с прахом сравниться;Свалились доспехи, гирлянды, одежды;Смежил он, страданьем терзаемый, вежды.Средь воинов знатных и бранного шумаБхима на царевича глянул угрюмо, —И многое-многое было в том взгляде!Он вспомнил, — кто платье срывал с Драупади,Во дни ее месячного очищенья,[124]А братья-мужья от того поношеньяГлаза отвернули, — о, где их гордыня!Со смехом Духша́сана крикнул: «Рабыня!».За волосы низкий схватил Драупади…Так нужно ль Бхиме размышлять о пощаде?Он жертвенным вспыхнул огнем, напоеннымДля гневного действия маслом топленым.«Дуръйодхана, — крикнул Бхима разъяренный, —О Крипа, Карна́, Критава́рман, сын Дроны!О, как ни старайтесь, оружьем владея, —Духшасану я уничтожу, злодея!»С тем словом возмездия, страшным для слуха,Он ринулся в битву, — Бхима, Волчье Брюхо[125], —Как лев на слона. Велика его злоба!Карна и Дуръйодхана видели оба:Напал на Духшасану, мощью обильный,Потом с колесницы он спрыгнул, и пыльнойТропою пошел, и уставил он дикийСвой взгляд на поверженном сыне владыки,И, меч обнажив, наступил он на горлоДухшасаны: тень свою гибель простерла!Он грудь разорвал его, местью объятый,И крови испил он его тепловатой.Он сына, о царь, твоего обезглавил,И голову ту покатиться заставил. —Исполнил он клятву, — явился с расплатой,И крови испил он его тепловатой.И пил, и смотрел он, и пил ее снова.С волненьем воинственным выкрикнул слово:
