У Матфея длительность упомянутого периода точно не указывается, но вывод о ней можно сделать, исходя из времени, за которое можно дойти из Иерусалима до Галилеи, где Иисус назначил встречу своим ученикам (28:10). Это расстояние составляет около 150 километров по тогдашней римской дороге. То есть три дня ходу. Значит, Матфей высказывается в пользу трех дней. Марк склонен указать тот же отрезок времени, что и Лука в его Евангелии, то есть не больше дня. Иоанн (20 и 21) предпочел бы оценить тот же период в девять-десять дней.

Тем не менее из всех этих иллюзорных противоречий следует, что время, в течение которого Иисус якобы являлся ученикам, было очень кратким.

Но есть обстоятельство и еще более удивительное. Ведь и в отношении места, где происходили эти явления Иисуса, существует два предания.

Явления в Галилее — это предание, общее для Матфея, Марка (по крайней мере для апокрифической части его Евангелия, которую все признают таковой, то есть после стиха 8 главы 16), приложения к Евангелию от Иоанна, представленного главой 21 целиком — тоже апокрифической, и Евангелия от Петра.

Явления в Иудее описаны у Луки, у Марка в апокрифическом окончании (16:9-20), у Иоанна, кроме приложения (всей главы 21).

Итак, вот три свидетельства непосредственных учеников Иисуса — Матфея, Марка и Иоанна и одно непосредственного ученика Павла — Луки, и они не согласуются между собой, по крайней мере три первых, в том, в какой провинции получили это поразительное подтверждение, что их учитель воскрес. Согласимся, что такое противоречие по меньшей мере непонятно. В конце концов, если им пришлось, чтобы увидеться с ним, пройти не менее 150 километров пешком и дойти до Галилеи, едва ли они бы забыли об этом или перепутали с явлением на месте, в Иерусалиме…

Все эти противоречия были делом рук позднейших безымянных писцов, старавшихся обязательно включить в тексты легенду о воскресении Иисуса и скрыть, что соучастником, сообщником в этом обмане был его брат-близнец, taoma (по-древнееврейски «близнец»), ставший Фомой (апостола с таким именем никогда не существовало, это не еврейское имя). Это мы теперь и рассмотрим.

На с. 77–78 мы узнали, что у Иисуса был брат-близнец. Мы нашли коптский текст IV века, знаменитое Евангелие от Варфоломея, где Иисус приветствует его так: «Привет тебе, мой близнец, второй Христос…» Этот-то близнец и разыгрывал мнимые явления.

Более того, он, изображая эти мнимые и крайне немногочисленные явления, окружал их на удивление многообразными мерами предосторожности.

Так, он велел передать ученикам, чтобы в знак его победы они прошли пешком более ста километров до Галилеи, где еще не знали о его смерти от рук римлян и где он поэтому мог показаться, не рискуя быть снова арестованным.

И это приказание в очень странной форме высказал один из ангелов, ждавших на его месте, в гробнице, прихода женщин:

«Но идите, скажите ученикам Его и Петру, что Он предваряет вас в Галилее; там Его увидите, как Он сказал вам» (Марк, 16:7).

Он их предваряет? Но тогда, получается, он тоже отправился в путь пешком? Если он воскрес, если он отныне был наделен блаженным телом, знаменитым «телом воскресения» богословов, он жил в другом измерении и мог перемещаться почти мгновенно.

К тому же, покидая гробницу в Иерусалиме, он оставил свой саван и пелены, дополняющие его. В таком случае Иисус был совершенно голым. И возникает важная проблема, к которой, насколько нам известно, никогда не обращалась либеральная критика. Как одевалось это новое, трехмерное тело, представлявшее собой не более чем «спиритуализацию» старого, но тем не менее позволявшее ему есть, пить, дышать (чего не мог бы делать призрак), это «совершенное» тело? Вышел ли Иисус из гробницы совсем голым или оба ангела принесли ему костюм, сообразный с еврейским законом? Надели ему на голову куфию, облачили в льняную тунику, в плащ с ритуальными кисточками по углам, в два пояса — один кожаный, другой шерстяной, а на ноги надели сандалии?

Или нам следует допустить, что «блаженное тело» экстериоризирует из себя самого «подобие» облачения, чтобы покрыть означенное «блаженное тело»? Если да, это противоречит принципу «реституции» первоначальной привилегии Адама, ведь Книга Бытия гласит: «И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились» (Быт., 2:25). И если Христос во славе вынужден одеваться, значит, он еще не вернул себе всех привилегий Адама.

С другой стороны, на улице он приобретал другой облик, его не узнавали. Так, в саду перед пустой гробницей Мария из Магдалы приняла его за садовника (Иоан., 20:15). На дороге в Эммаус он подошел к двум из своих учеников, долго шел вместе с ними, беседуя, и они его так и не узнали. Лишь в помещении он им открылся.

Причину всех этих предосторожностей легко понять. Близнец, загадочный taoma, был похож на Иисуса, как один брат-близнец бывает похож на другого. Если бы он показался с открытым лицом, он, всегда державшийся в стороне, его бы узнали, как евреи, так и римские легионеры, снова бы арестовали, и никаких «чудес» было бы уже не совершить. Тем более не было речи о том, чтобы предстать «посмертным» победителем перед Пилатом, Иродом или Каиафой! Вот наш близнец и бродит загримированным, и это объяснение, почему на открытом воздухе, как в саду, так и на дороге, как Мария из Магдалы, так и ученики, идущие в Эммаус, его не узнают. Но в доме — другое дело, там он в укрытии.

Что касается его внезапных «исчезновений», для них не было необходимости проходить сквозь стену. В общую чашу с вином подмешивали «банг», который часто использовали безымянные рассказчики сказок «Тысячи и одной ночи», чтобы сначала помутить разум герою своей сказки, а потом усыпить его; этот «банг» был прекрасно известен в те времена в Палестине и на всем Ближнем Востоке. А если его не было, просто-напросто использовал свою гипнотическую силу какой-нибудь факир[152].

Но это значило играть опасную роль. Поэтому визит воскресшего псевдо-Иисуса сократили. И очень скоро, самое большее через несколько дней, наш близнец организовал свое «вознесение» при помощи обычных сообщников — Петра, Иакова и Иоанна. И «пятьсот братий», которых призывает в свидетели Павел (1 Кор., 15:6), увидели только огонь — это можно сказать с уверенностью, потому что тогда еще раз использовали пиротехнику того времени. Поэтому и Евангелия могут утверждать, что «облако взяло Его из вида их»[153].

Но — скажет читатель — что же сталось с этим близнецом после комедии воскресения?

Мы думаем, что, как уже говорилось, был использован один очень ловкий прием, чтобы переправить его за пределы Палестины, не подвергая опасности ареста. На самом деле, во втором фрагменте Евангелия от Варфоломея описана довольно странная сцена. Она происходит после воскресения Иисуса, и последний якобы продает Фому работорговцу:

«Петр сказал торговцу: „Вот Наш Господь, пойди и скажи ему, на что ты согласен в отношении нас“.

Тогда торговец сказал Иисусу: „Привет тебе, сильный и достопочтенный человек, похоже, ты человек важный и хорошего рода“.

И торговец глянул на лицо Фомы. Он нашел, что тот ближе к расцвету лет, чем Матфей. Он сказал: „Получи плату за него и отдай его мне“. Иисус сказал ему: „Дай мне за него столько фунтов золота“. И торговец согласился. Он сказал Иисусу: „Напиши мне расписку“. Иисус написал: „Я признаю, что продал своего человека…“»

Здесь фрагмент обрывается. Вполне очевидно, что это не воскресший Иисус продает Фому, получает взамен «n» фунтов золота и составляет акт о продаже. Но вполне вероятно, что это делал Симон Петр с согласия загадочного taoma.

Ведь для закона рабы не существовали. Они были не чем иным, как личной собственностью, наравне с домашними животными, скотом, птицей. Торговец или господин, пересекая границу, указывал лишь такое-то число рабов мужского пола и такое-то рабынь женского, платил пошлину