– Батурина с Ресиным как-то предлагали тамошним дожам запустить туда столичный стройкомплекс для капитальной реконструкции, – отшутился Зухрабов. – А они все жмутся, держатся за свои скорлупки.

– Ресину сейчас, наверное, больше думается о реконструкции «Матросской тишины», – заметил Потемкин.

Зухрабов оживился:

– Вы, Кирилл, вообще, чем занимаетесь?

Подплыла гондола, и Винчиторе начал выставлять заказанное на стол. Он налил вино на пробу в бокал Зухрабова. Посол понюхал и кивнул. Кирилл взял свой коньяк.

– Я, собственно, занимаюсь тем же, чем и вы, – выполняю некоторые деликатные поручения. – Потемкин ткнул пальцем в потолок, имитирующий вечернее венецианское небо. – Предлагаю выпить за знакомство.

Собеседники поддержали тост.

– Михаил Юрьевич, у меня к вам, кстати, есть один вопрос, относящийся к вашей нынешней миссии.

– Ну, если это не государственная тайна, готов осветить.

Потемкин поймал себя на мысли, что демонстрация пиетета по отношению к государственной тайне со стороны именно этого человека выглядит кощунственно.

– Вы ведь знаете, какие события предстоят во вверенном вам государстве.

Зухрабов резко помрачнел.

– Ах, так вы в курсе… Буду откровенен, мне это все не очень нравится.

– Боитесь потерять должность?

– Ха-ха! Это меня как раз совершенно не беспокоит. А вот подрыв Чернобыльской станции для человека, который вынужден, – посол поднял вилку и акцентировал слово «вынужден», – находиться в Киеве, – штука серьезная.

Гобликова удивленно посмотрела на бойфренда:

– Миша! Какой подрыв, какая станция? Вы о чем вообще говорите?!

– Тань, я тебе потом все объясню.

Воцарилась тишина, прерываемая обычными ресторанными шумами – стуком столовых приборов, звоном бокалов, обрывками разговоров. Как нельзя кстати появился Винчиторе с горячим. Потемкин взял приборы и начал аккуратно разрезать ягнятину. Он подхватил кусочек и положил в рот. Зухрабов с Гобликовой принялись за свои блюда. Кирилл прожевал, отхлебнул еще коньячка и запил его минеральной водой. Он был уже в полной кондиции и жаждал подвигов.

– Вы знаете, господа, хочу задать вам один вопрос, который, возможно, покажется вам обидным. – Потемкин отодвинулся и сложил руки на груди. – Вам знакомы такие понятия, как совесть, честь, достоинство?

Посол закашлялся:

– Кирилл Ханович, что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, Михаил Юрьевич, ваше состояние. Не физическое, разумеется. – Потемкин повернулся к Гобликовой: – И ваше, Татьяна Алексеевна, тоже, кстати. С мужем вашим пучеглазым, как его…

– Виктор, – аккуратно вставила Гобликова.

– Да, Виктор. – Супруг Гобликовой, известный министр, у Кирилла почему-то упорно ассоциировался с обликом злодея Кохаагена в финальной сцене фантастического боевика Пола Верховена «Вспомнить все» с Арнольдом Шварценеггером в главной роли, где глава администрации Марса оказался без скафандра в разреженной атмосфере красной планеты.

– Ну, скажите на милость, зачем вам миллиард долларов? Куда его девать? Для того, чтобы приехать сюда, вполне достаточно и нескольких сот тысяч…

– Кирилл Ханович, а я вам сейчас возражу, – сказал Зухрабов, разделывая горячий рыбный шедевр.

– Интересно, каким же образом?

– Знаете, что еще сто лет назад сказал о коррупции Генри Форд? Вы, кстати, признаете его авторитет как эффективного менеджера?

– Несомненно, – нерешительно ответил Потемкин. – Просветите, если не затруднит.

– Форд исходил из принципа, что гораздо лучше, когда управление и общественная деятельность развиваются хоть как-нибудь, чем никак. Расхлябанность и разложение являются более опасными для нации, чем коррупция. Система подношений плоха, но представляется более предпочтительным, когда правительство подчиняется силам прогресса, даже посредством подкупа, чем когда управление делами отдается на откуп простофилям, безответственным и неспособным, зато честным.

– Вы это так хорошо вызубрили, Михаил Юрьевич, прямо как «Отче наш», – скривился Потемкин.

– Отчего ж не выучить? Золотые слова. Вообще, страны так называемого цивилизованного мира, которые постоянно попрекают нас коррупцией, сами же нас постоянно коррумпируют. И не только в чисто денежном эквиваленте. Стоило нам только подписать четырехмиллиардный контракт с «Боингом» на поставку самолетов – гораздо худший, замечу, чем предлагал европейский «Эрбас», – как тут же администрация Обамы перестала лезть в наши дела на Украине. Договорились с французами о покупке никому не нужных вертолетоносцев «Мистраль» – и наш главный оборонщик получил Орден почетного легиона. А когда дочка ответственного товарища выходит замуж за сына Джури – это что, просто так, что ли, случается?

– Джури?

– Александр, он же Ахмет Джури – француз алжирского происхождения, довольно темная личность. Эдакий делец от экспорта, при советской власти его назвали бы толкачом. Вхож в Елисейский дворец, периодически сопровождает президента республики в зарубежных вояжах. Владеет пакетами акций ряда транснациональных корпораций – видимо, получил их в качестве откатов, вращается в высших сферах и толкает французские технологии в страны Ближнего Востока, Северной Африки, в Китай.

– Высокие отношения, – помрачнел Кирилл. – Но я не думаю, что по уровню коррупции Франция может составить нам конкуренцию.

– Ой, да я вас умоляю! – Зухрабов вяло махнул рукой. – Знаете, где раньше трудился нынешний помощник президента США по национальной безопасности Том Донилон? Он был исполнительным вице- президентом ипотечного агентства Federal National Mortgage Association, более известного как Fannie Mae.

Кирилл присвистнул:

– Так это же та самая пирамида, с которой мировой кризис начался!

– Вот именно, друг мой, – с удовлетворением продолжил Зухрабов, – Это как если бы у нас какого- нибудь Мавроди назначили секретарем Совбеза. Вообще, слухи о масштабах российской коррупции несколько преувеличены. Вот вы, вероятно, думаете, что у меня много миллиардов долларов и я ужасный Кощей, чахнущий над златом. А это, мягко говоря, не так. Я не идеален, конечно. Но не надо рисовать себе в воображении нового Корейко.

– Да вы что! – ехидно отреагировал Потемкин. – Неужто вас жестоко обокрали? Знаете, из-за таких, как вы, само понятие государства теряет всякий смысл. Деньги и власть. Власть и деньги. Их нельзя смешивать. Это аморально. – Кирилл опрокинул в себя остатки коньяка. Он был пьян.

– Глупости! – воскликнула Гобликова. – Власть и деньги нераздельны. Власть распоряжается деньгами. Не только бюджетными, но и судьбами тех, кто их имеет. Это вообще фактически одно и то же, поверьте мне как финансисту. И вообще, разговаривать в «Эдеме» о морали – моветон. Вы разве не знакомы с правилами?

– Правилами?! Вы не финансист, милочка, вы бухгалтер! Счетовод! – вспылил Потемкин. – Вы со своим плешкинским образованием и «богатым» жизненным опытом понятия не имеете о финансовых операциях, особенно межгосударственного масштаба. А это две большие разницы! С таким же успехом вы можете сравнивать Врубеля с, извините, Шиловым. Или Говарда Хьюза со стюардессой. Тоже мне, Гурфинкель нашлась, блин…

Своим хамством Кирилл откровенно нарывался на конфликт, но ни Шилов, ни даже стюардесса отчегото никак не разозлили Гобликову.