место, дающее покой, то весь вещественный мир наводнил бы Арианам-Вайджа», – подхватил Лебедин и тут же мягко перевел тему: – Я это к тому, что мне неплохо бы уже домой. Et fumus patriae est dulcis[89].
– Salus patriae – suprema lex[90]. Когда собираетесь?
– Завтра. А вы надолго?
– До воскресенья. Вот, сейчас пытаюсь дойти до северной окраины острова. Скажите, а эта дорожка далеко меня в лес заведет? Я хотел посмотреть на райские кущи.
– Эта? До развилки, потом налево. Если направо – выйдете на Елисейские поля. Но для путешествия в райские кущи нужен хороший проводник из халдеев. Одному вам туда ходить не советую. Дело такое…
– В каком смысле?
– А в таком, что потом некоторые здесь на третьем этаже оказываются. – Лебедин кивнул на «Феникс». – Причем в смирительных рубашках.
Потемкин внимательно посмотрел на олигарха. Лебедин отличался ироническим отношением к жизни, но в данном случае он явно не шутил. Кирилл на секунду задумался и сказал:
– Знаете, мы не часто видимся. Может, больше и не увидимся никогда. Поэтому хочу извиниться перед вами.
– За что? – удивился Лебедин.
– Кое-какие дела из темного прошлого.
– Какие дела? Не понимаю. Если вы про Сочи, то никакой вашей вины здесь нет. Это же очевидный форс-мажор. Да и вообще, вы же не по юридической части, кажется…
– Если честно, то это я вас тогда подставил, Александр Евгеньевич. – Кирилл чувствовал себя так, будто принял известный по шпионским боевикам «эликсир правды» и его потянуло на откровенность. – Да и та публикация, в «Московском корреспонденте», – тоже моих рук дело. Лужков вас заказал.
Лебедин от души рассмеялся:
– Ах, так вот кто засунул свой гриппозный нос в мою газету!
Кирилл не понял такой легковесной реакции и несколько растерялся.
– Я думал, у вас были проблемы из-за моих эротических фантазий…
– Глупости! Вы понятия не имеете, что такое проблемы.
– Как это?
– С тех пор как начал заниматься бизнесом, я каждое утро встаю с готовностью сегодня же сесть в тюрьму. У меня всегда наготове тормозок, смена белья, книжки…
– Шутите?
– Ничуть. В нашей стране с другим отношением к жизни бизнесом заниматься нельзя. Жан-Батист Сэй когда-то определил парадигму настоящего антрепренера: «Он перебрасывает экономические ресурсы из сферы малой продуктивности в сферу большой продуктивности и пожинает плоды». Проблема в том, что плоды могут быть как сладкими, так и весьма огорчительными. Каждый из нас должен быть готов к тому, чтобы из хозяина жизни превратиться в простого арестанта. Если, конечно, вовремя не выйти из игры. Вот вам, кстати, живая иллюстрация.
Капиталист-идеалист кивнул в сторону дорожки. Мимо них шли, разговаривая о чем-то, два джентльмена, одетые в нежно-оливковые клетчатые бриджи и белые майки. Это были весьма примечательные личности: самый эксцентричный миллиардер Соединенного Королевства, владелец группы компаний Virgin сэр Ричард Брэнсон и самый эпатажный представитель бизнес-элиты России, в прошлом тоже миллиардер, а ныне проживающий в Соединенном Королевстве гражданин РФ Евгений Чичваркин. У этих двоих одинаковой была не только одежда, но и путь к большим деньгам. А разница заключалась в масштабе личности: если Брэнсон являл собой мировой бренд, то Чичваркин, скорее, бренд локальный. Хотя следует отметить, что у Евгения, который был моложе своего британского сопровожатого почти на четверть века, имелась в этой связи внушительная фора.
Начав когда-то простым барыгой на вещевом рынке в Лужниках, Чич сумел с нуля построить крупнейшую в России ритейловую сеть по продаже мобильных телефонов и различных телекоммуникационных гаджетов. Завоевание рынка Чичваркин вел под лозунгом «Магазины “Евросеть” – цены просто охуеть!», где буквы «х», «у» и «т» были замазаны, а над ними написано как бы от руки «о», «ч», «н» и слово «выгодные». Этот неформальный подход вообще выделял Чича – так, в офисе «Евросети» у него не было отдельного кабинета, все топ-менеджеры компании сидели с ним в одной комнате. Да и гардероб Чичваркина сам по себе был предметом общественных дискуссий. Собственно, в этом он остался верен временам, когда сутки напролет проводил в лужниковских торговых рядах, разгуливая между ними в шлепанцах, хлопчатобумажных штанах с лампасами и майках самых невероятных расцветок.
Звезда Чича погасла стремительно. Секрет поразительной дешевизны мобильников в его сети был прост, как эротический сон прапорщика: они ввозились по серым схемам через дыры, обеспечиваемые таможенными и иными силовыми структурами, которые, разумеется, получали свою мзду. Однако как-то раз одна из «крыш» совсем обнаглела и просто конфисковала у Чичваркина партию телефонов под тем предлогом, что они якобы не отвечают санитарным нормам. Чич взбрыкнул и устроил грандиозный скандал, который стоил людям в погонах нескольких уголовных дел и несчетного числа седых волос. Оправившись, «крыша» отомстила своему бывшему подопечному. На верхушку «Евросети», в том числе на Чичваркина, было заведено уголовное дело за то, что они когда-то с помощью бейсбольной биты выколотили деньги из обворовавшего их компанию экспедитора. Сотрудники службы безопасности Чича оказались за решеткой, а сам он, продав за копейки многомиллиардный бизнес, обосновался в Лондоне. Потом, правда, присяжные заседатели оправдали «евросетчиков», сочтя, видимо, что принятые ими меры по защите корпоративных интересов соответствовали суровым реалиям российского недоразвитого капитализма. Однако их бывший босс на родину уже не вернулся, справедливо полагая, что в России у правоохранителей два жизненных кредо: «был бы человек, а статья найдется» и «то, что вы до сих пор на свободе, – не ваша заслуга, а наша недоработка».
Что интересно, дислексик Брэнсон, ворвавшийся в мир чистогана прямо со школьной скамьи, на заре своей предпринимательской деятельности также имел проблемы с правоохранительными органами, причем тоже по таможенной части и тоже из-за гаджетов. В 1971 году, когда Чичваркина на свете еще не было даже в проекте, Брэнсона арестовали по обвинению в продаже аудиозаписей, которые декларировались как экспортный товар. Мать юноши, чтобы расплатиться с акцизным управлением и вызволить сына, перезаложила свой дом. Это, конечно, потом окупилось сторицей, ибо Ричард поднялся, став основоположником особого стиля ведения бизнеса, который одни считали агрессивным и хамским, другие – экстравагантным, но смелым и заслуживающим уважения. Неслучайно в борьбе за небо с British Airways он начертал на борту авиалайнера своей компании Virgin Atlantic «Mine’s bigger than yours!»[91]. Многие бизнесмены ему подражали, но, как правило, безуспешно. Возможно, потому, что Брэнсон давно перестал быть просто антрепренером. Он пытался вставить свои пять копеек в решение глобальных проблем и вписать свое имя в пантеон героев, быть равным Икару, Амундсену и Гагарину Отсюда его трансконтинентальные плавания и полеты на воздушных шарах. Он лично открыл пассажирские перевозки на суборбитальном космическом корабле SpaceShipThree, преодолев расстояние от Британии до Новой Зеландии за два часа. Одновременно Ричард стремился сыграть роль модератора некоторых мировых общественных трендов. Он был одним из главных спонсоров борьбы против глобального потепления климата и общался с такими фигурами, как Эл Гор, Нельсон Мандела, Мухаммад Юнус, Тони Блэр и Кофи Аннан. В этом смысле его присутствие здесь было вполне органично.
Лебедин приветственно помахал им рукой, и парочка свернула к беседке. Кирилл обратил внимание, что Брэнсон полысел – видимо, сказывались рискованные эксперименты с радиоактивными материалами. Со своей топорщащейся рыжей бороденкой он теперь немного смахивал на битцевского привратника Ильича.
– Привет, Саш, – прохрипел Чичваркин. – Мы тут с Ричардом обсуждаем закон Парето. Я ему говорю, что у нас в России это не работает ни хуя. Хотя тяжело объяснять – четыре раза английский учил, но он ко мне так и не прилип чего-то.
– Парето? – удивился Потемкин.
– Yes, yes, Pareto![92] – заикаясь, радостно подтвердил Брэнсон.
– Вы не знаете закон Парето? – снисходительно посмотрел на Кирилла Лебедин. – Вы же обязаны это
