знать. Хотя бы потому, что Вильфредо Парето – социолог.
– Ах, вы об этом, – вспомнил Потемкин. – Двадцать процентов усилий дают восемьдесят процентов результата, а остальные восемьдесят процентов усилий – лишь двадцать процентов результата.
– Таким образом, – продолжил олигарх, – в любом социуме пятая часть людей обладает четырьмя пятыми капитала, а остальные четыре пятых – всего лишь пятой частью богатства. Эту пропорцию можно распространять на все сферы производственной жизни.
– Только не нашей, Саня! – воскликнул Чичваркин. – Я и пытался сейчас Ричарду объяснить, что у нас два процента обладают девяносто восемью процентами капитала. И эти два процента – менты. Менты! У нас в стране полтора миллиона взрослых долбоебов служат в милиции…
– Полиции, – уточнил Лебедин.
– Да какая разница! Хоть херувимами их обзови, а менты они и есть менты. Хули они там все делают, а? А возьми еще армию, ФСБ, прокуратуру, службу по ветеринарному и фитосанитарному надзору, еще какую- нибудь хуйню… Да в России, блядь, если вычесть сирых и убогих, трудоспособного населения, не служащего родине, окажется миллионов пять, а то и меньше. Все, приехали!
Брэнсон слушал все это очень внимательно. Не понимая ни слова, он кивал в знак согласия.
– What is he talking about?[93] – неожиданно спросил Ричард у Лебедина с Потемкиным, не надеясь, видимо, на английский Чича.
Кирилл перевел ему мысль Чичваркина, как мог. Брэнсон рассмеялся:
– Все они одинаковы, эти блюстители закона. Надо просто быть выше всего этого. Летать на воздушном шаре, например. Вы не представляете себе, как это здорово! Вам даже во сне не приснилось бы то, что я видел.
Кирилл вспомнил свою мысль насчет полярников.
– На воздушном шаре? Мне кажется, ты владеешь авиакомпанией, Ричард. Разве это не цинично – загрязнять атмосферу и одновременно выступать в защиту окружающей среды, против глобального потепления?
Брэнсон легко парировал:
– Дружище, я мог бы запросто продать Virgin Atlantic, и эти самолеты продолжили бы себе спокойно отравлять планету. Предпочитаю иной вариант – использовать всю прибыль на разработку безвредного топлива.
– С таким же успехом какой-нибудь сутенер мог бы претендовать на моральную индульгенцию, делая отчисления в фонд, занимающийся разработкой вакцины от СПИДа, – отметил Потемкин. – Нельзя подменять причину следствием.
Брэнсон был оскорблен в лучших чувствах.
– Я – сутенер?!
– Ты не понял, Ричард, – примирительно сказал Кирилл. – Это просто аналогия. Тем более, что я не вижу в деятельности сутенеров ничего предосудительного.
Брэнсон, и прежде красный как рак, стал совсем пунцовым. Он вскочил и принял боевую стойку, явно нарываясь на драку.
– В жопу себе засунь свои анальные аналогии!
– Да ладно тебе, приятель, не обижайся, – попытался успокоить его Чич.
– Ну это ты сейчас зря сказал, недоумок! – встал со скамейки Кирилл. – Че, мне теперь с тобой драться, что ли? У нас в России стариков бить не принято.
– Я – старый?!
Дискуссия приняла предсказуемый оборот. Брэнсон окончательно завелся, Чичваркин его вяло тормозил, Лебедин смотрел на происходящее со всевозрастающим недоумением. Кирилл уже просчитывал траекторию апперкота, которым он сразит наповал этого распоясавшегося клоуна, как вдруг дверь «Феникса» раскрылась и оттуда выпорхнула голая Сара Пэйлин. Экс-мисс Аляска была явно в приподнятом настроении. Она с разбегу заскочила в запруду и начала плескаться в потоках водопада. Кирилл резко сел и попытался укрыться за спинами собеседников, но было поздно: Сара заметила его, и глаза ее блудливо зажглись – точь-в-точь как вчера на пляже. Стряхивая с себя воду, она подошла к компании.
– Kirill! I knew I’ll find you, hooligan![94]
– Ой! – смущенно пробормотал Кирилл, приподнимаясь. – Привет, дорогая.
Вид у него был потерянный. Лебедин, Брэнсон и Чичваркин смотрели на эту сцену иронически.
– Проводи-ка меня до отеля. – Сара сказала это ему властно, точно мальчику по вызову.
– Ну конечно…
Потемкин обреченно поплелся за ней. Внутри у него будто лопнул брэнсоновский воздушный шар.
– Я вижу, у вас большая культурная программа, – подмигнул Лебедин. – Прощайте, Кирилл.
– Никогда не говори «никогда», – извиняясь, пожал плечами Потемкин.
Пэйлин уверенно тащила свою добычу по дорожке через заросли. Никакого желания трахаться с ней у Кирилла не было. Более того, в данный момент он не стал бы этого делать ни за какие сокровища мира. Грубо говоря, у него на нее просто не встал бы. Натужно хихикая, они дошли до развилки и свернули к Елисейским полям. Впереди забрезжил просвет и показалась белая колоннада Мусейона. Перпендикулярно тропе шла более широкая дорога, и Потемкин услышал зажигательные мотивы турецкого поп-идола Таркана, смешанные с тихим дребезжанием, – наперерез им ехал клаб-кар, в котором сидел уже знакомый ему Орхан. Он проехал в нескольких метрах, помахав Кириллу рукой. Не раздумывая ни секунды, Потемкин прижал Сару к себе и впился в ее рот в долгом французском поцелуе. Потом он резко оттолкнул ее, догнал Орхана и запрыгнул на заднее сиденье. Сара стояла среди деревьев в полной растерянности – видимо, подобным образом с ней еще никто не обращался. Но Потемкину было наплевать на ее переживания.
– Вот тебе эскорт, сука! – крикнул он, подняв средний палец.
Perpetuum mobile[95]
Кирилл вошел в номер, скинул мокрую простыню и налил себе виски. Он понял, какая мысль с утра бродила в его душе, тлела в нем, не давая покоя. Это была свербящая тоска по Беатриче. Сейчас она выплеснулась наружу и стала особенно острой. Потемкин слегка заглушил ее стаканом крепкой жидкости и взял телефон.
– Добрый день! Будьте любезны, а с Беатриче как можно связаться?
Возникла, как обычно, заминка.
– Беатриче сегодня не работает, у нее выходной. Вам послать кого-то еще?
– Нет, извините.
Ничего неожиданного он не услышал – она его об этом предупреждала. Странным было то, что Беатриче до сих пор с ним не встретилась. «Она ведь обещала, она обещала! – Потемкин шагами мерял гостиную, наворачивая круги вокруг стола. – Она знает, где я нахожусь, должна знать». Его вдруг как ошпарило: «У нее, наверное, какой-то очень важный клиент… Нет, не клиент – любовник! И сейчас она с ним…» Сжигаемый охватившей его ревностью, он представил Беатриче в постели с мужчиной, причем не каким-то абстрактным, а с Лакшми
Митталом. «Ну, конечно. Что я могу против Лакшми? – В его глазах стояла та отвратительная сцена на пляже. – Небось, смеются надо мной и пьют шампанское». Вытекающее из этого решение показалось ему абсолютно логичным: «Сейчас найду Миттала и убью его. А заодно всех индусов на этом гребаном острове. Они у меня попляшут танец Шивы!» Кирилл схватился за нож, которым он резал лаймы, и тут же обреченно присел – он вспомнил об убитой Вете. «Стоп! При чем тут Миттал? Может, нет никакого Миттала? Может, я зря на нее наговариваю?» – Он начал в мельчайших подробностях восстанавливать ночной разговор, и страшная догадка пронзила его: «С ней что-то случилось! Может, она залезла туда, куда не должна была залезать, или задавала слишком много вопросов тем, кто не любит, когда им задают вопросы…» Он вспомнил про пропавшего пуэрториканца. «А вдруг ее держат в заложниках? – Кирилл закусил сжатый кулак. – Вдруг ее убили?! Это я во всем виноват! Я втравил ее в свои дурацкие поиски истины. Агент Малдер, твою мать!» Потемкин пришел к выводу, что Беатриче надо срочно спасать, но не имел ни малейшего представления – каким образом. «Для начала надо одеться», – решил он.
Кирилл натянул кремовые брюки, рубашку с короткими рукавами, мокасины. Причесался, побрызгался одеколоном, положил в карман пачку папирос, зажигалку и чековую книжку. Выйдя в коридор, он первым делом ткнулся в номер 3-74, надеясь увидеть Анну. Потемкин несколько раз настойчиво постучал. Никто не