Внезапно животное издало гортанный звук, напоминающий рев иудейской трубы шофар, резко развернулось и помчалось галопом к ограде. Единорог легко перемахнул через трехметровую сетку и исчез в лесном массиве. На какой-то момент все замерли. Потом, чертыхаясь, вместе бросились к воротам. Лицо Егора превратилось в гримасу отчаяния.

– Это полный пиздец, – мрачно сказал он. – Нас убьют теперь.

– Да ладно тебе, – попытался успокоить его Потемкин. – Подумаешь, лошадь ускакала. Вернется скоро.

– А это она от тебя, любезный, ускакала-то! – встрял Ильич. – Чегой-то у меня такого не было ни разу!

– Да заткнись ты… – с досадой обронил Егор и посмотрел вверх. – Ой, это еще че такое?

Все уставились в небо, усыпанное яркими и переливающимися, как бриллианты, звездами. Одна за другой, маленькими слезинками, звезды скатывались к тому месту, куда убежал единорог.

– Хрень какая-то, – поежился рыжий. – Слышь, Митрич, принеси СВД.

Один из его парней сбегал к машине и притащил снайперскую винтовку. Звезды продолжали падать. Около трети небосклона уже зияло черной пустотой. Егор прицелился в полумесяц и выстрелил. Луна погасла.

– Опа! – обрадовался он, как ребенок, и протянул оружие Потемкину: – На, хочешь?

– Не, спасибо, я посмотрю.

– Чего «посмотрю»?

– Что дальше будет.

В следующий миг из того места, откуда они приехали, от горящего кинотеатра «Ханой» на полнеба выползло багряное облако. Это был не дым – перед ними вырисовывалась какая-то причудливая фигура, состоящая из раскаленных углей. Постепенно в ней начали проступать черты двурогого бога Молоха, а воздух наполнился необычной густой гарью с сильным запахом серы. Молох оскалился и начал превращаться в дракона. Когда голова ящера окончательно оформилась, в темных глазницах зажглись страшные искрящиеся огни, которыми чудовище взирало на стоящих внизу людей. Из его пасти, как из огнемета, вырвался поток пламени. Пытаясь уберечься от обжигающей струи, Потемкин бросился на землю, которая была как только что вытащенный из печи глиняный черепок – твердая, скользкая и горячая. Нестерпимый жар накрыл его, превращая тело в золу.

Кирилл лежал, уткнувшись носом в подушку. Пошарив вокруг себя рукой, он уперся во что-то мягкое. «Вета! – вспомнил он. – Как хорошо, что все кошмары заканчиваются. Интересно, я вчера ее дождался из ванной или отрубился, так и не исполнив священный долг?» Потемкину стало немного стыдно, но он сразу нашел выход: никогда не поздно сделать сегодня то, что не было сделано вчера. Не открывая глаз, он пододвинулся к ней, нежно обнял и… оцепенел. Тело рядом с ним было холодным и липким, как кусок говядины. Будто ошпаренный, Кирилл вскочил и увидел кошмарную картину. Мертвая Осиповская лежала на его кровати. Горло у Веты было перерезано, из груди торчала рукоять ножа, на скомканном постельном белье проступали пятна багрово-ржавого цвета: подушки, простыни, сам он – все было заляпано спекшейся кровью. При этом лицо любовницы не выражало ни страха, ни даже умиротворения. Она, как те ассасины, радовалась чему-то, и эта совершенно неестественная улыбка довершала фантасмагорию.

– Так не бывает, так не может быть, это сон, – пробормотал Кирилл. – Спокойно, надо взять себя в руки. Надо просто проснуться.

Преодолевая душевную боль, он вытащил нож из тела Осиповской и осмотрел его. Это был разделочный инструмент с его кухни – острый, как бритва, циркониевый резак с раздвоенным языком длинного лезвия. Именно им он порезал палец в том сне, где они пили абсент с Фильштейном. Потемкин без колебаний полоснул себе по ладони, стиснул зубы и зажмурился.

– Сейчас на счет три открываю глаза, и все уже хорошо, – прошептал он. – Раз. Два. Три!

Он открыл глаза. К ужасу своему, никаких изменений в окружающем его мире не произошло. Забитая, как овца на бойне, Вета все так же смотрела в потолок, со стен на него взирали страшные монгольские маски. Кириллу показалось, что они над ним насмехаются. Он вскочил и побежал на кухню, оставляя на полу свежие гранатовые капли. Ему срочно нужно было чего-нибудь выпить, потому что такую реальность воспринимать на трезвую голову было никак нельзя. Он схватил непорезанной правой рукой початую бутылку коньяка, налил себе полный стакан, залпом выпил, достал из холодильника целый лимон и зажевал им, давясь и морщась. Разворачиваясь, он чуть не поскользнулся в луже собственной крови.

– Черт!

Потемкин обмотал левую руку кухонным полотенцем. Надо было как-то обдумать ситуацию. Конечно, проще всего сказать себе, что ты этого не делал. Но самое страшное было в том, что он как раз не был уверен, что не делал этого. Он даже не мог точно понять, что с ним вчера произошло, отделить сон от реальности. Пока реальной была только одна вещь – труп в его спальне.

«Так-так-так. – Он сел за кухонный стол и налил себе еще. – Открываем уголовное дело и начинаем следственные действия».

Первый вопрос: был ли он вчера в замке у Порохова, или это часть кошмарного сна? Кирилл открыл окно и посмотрел вниз. Джип Егора, как и его собственный, мирно стоял у подъезда. Потемкин взял валявшийся на столе телефон и посмотрел время: «19.30». На экране мобильника светился запечатанный конверт – ему пришло сообщение. Открыв эсэмэску, Кирилл окончательно убедился в том, что его знакомство с олигархом-розенкрейцером – быль, а не сказка: банк оповещал его о том, что на счет капнуло 666 миллионов рублей. «А Михаил Дмитриевич-то – того, юморист», – усмехнулся Кирилл.

Второй вопрос: были ли ассасины? Потемкина осенило – вскрытая снаружи дверь могла бы однозначно свидетельствовать о том, что Вету убил не он. Кирилл, затаив дыхание, вышел в холл и посмотрел на дверь. Она была в полном порядке, более того – закрыта изнутри на щеколду. Да и если бы вся та бойня у подъезда была явью, Потемкин сейчас точно сидел бы не здесь, а в КПЗ.

«Значит, все-таки я, – ужаснулся он, возвращаясь на кухню. – Но почему? За что?! Ведь должна же была быть какая-то причина!»

Такое с ним случилось впервые. Не в том смысле, что Кирилл никого раньше не убивал, но все те выпущенные им души принадлежали людям, которые сами намеревались его убить. Являясь по форме массовым убийством, по своей сути никакая война им не является. Это столкновение стихий, взаимное уничтожение ради каких-то целей, которые находятся выше понимания отдельного человека. В данном же случае все было слишком индивидуально. Если бы Вета сама набросилась на него с ножом, это можно было бы объяснить – самооборона, состояние аффекта и т. п. Но он не мог такого себе представить. Оставалось только одно – умопомрачение, вызванное перебором алкоголя и наркотиков. Вспоминая вчерашнюю дискуссию с Осиповской, Потемкин вздохнул: возможно, таким нетривиальным способом он решил избавить общество от вредоносного информационного новообразования. Мысль о том, что сегодня он проснулся членом неформального, но весьма популярного клуба маньяков, повергла его в шок. Кирилл ощутил себя новым человеком, новой формой жизни. Он вспомнил фильмы про вампиров и испуганно ощупал себе шею. «Нет, вурдалаки меня вчера вроде не кусали». – Кирилл понял, что со стороны выглядит как-то совсем уж глупо, и ему стало стыдно.

Пребывая в таком состоянии, он вытащил из холодильника банку пива и вышел на балкон. Вид, открывшийся ему, ошеломил настолько, что Потемкин перестал заниматься самокопанием. Глядя на горизонт, можно было подумать, что вулкан Эйяфьятлайокудль вновь проснулся, причем где-то в районе резиденции патриарха в Переделкине. Огромная набухшая туча, сверкая молниями, двигалась на город с юго-запада. «Неужели дым от подмосковных пожарищ опять подступает?» – предположил Кирилл. Но если это было так, то нынешняя напасть оказалась гораздо страшнее всего, что москвичам довелось видеть ранее. Потемкин отхлебнул из банки и нервно закурил. Его колотил тремор, в голове гудело, будто он стоял у огромной вращающейся турбины.

Туча не предвещала ничего хорошего – вылет мог быть отменен по метеоусловиям. Вдруг он почувствовал на себе пристальный заинтересованный взгляд. На балконе этажом выше стояла седовласая старушка и внимательно изучала – не тучу, его. Потемкин усмехнулся и показал ей язык. Старушка плюнула, высморкалась в тряпочку и удалилась. Кирилла тут же поразил резкий прилив дурноты. Некоторое время он