секьюрити и вошел в дом. Как только дверь за ним захлопнулась, зазвонил телефон.

Это была Елизавета:

– Потемкин, ты че, уже совсем охамел?! Я три часа, как дура, тебе названиваю! Если ты к какой-нибудь бляди завалился, то мог хотя бы предупредить.

Кирилл хлопнул себя по лбу – он совсем позабыл про Вету. Ему стало стыдно.

– Прости, душа моя, – примирительно сказал он. – Это совсем не то, что ты подумала своей умной головой. Я в аварию попал, а телефон у меня сломался. Только сейчас дома симку в новый вставил.

Было слышно, как Осиповская ахнула.

– Бедненький! Ты хоть живой там?

– Странный вопрос, зайка. Если ты со мной разговариваешь – значит, живой.

– Я имела в виду руки-ноги-голова целы?

– Так, палец поцарапал да на голове шишка. Руки, ноги и то, о чем ты на самом деле подумала, – Кирилл сделал многозначительную паузу, – в целости и сохранности.

– Хулиган! Через полчаса приеду. Кстати, я уже голодная.

– Значит, будет романтический ужин.

Он положил трубку в карман и побрел на кухню.

Кирилл стоял перед холодильником и рассматривал его унылое содержимое.

– Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и дух божий носился над водою, – в задумчивости произнес он.

Потчевать даму сосисками или яичницей было явно не комильфо. Из иных пригодных к употреблению продуктов были кое-какие овощи, крабовые палочки в вакуумной упаковке да квашеная капуста. Озарение пришло, как и полагается, внезапно. Со времен командировки Потемкина в страну гейзеров морозильник хранил трофей – ноги камчатского краба. Потемкин извлек завалявшийся деликатес, крабовые палочки, репчатый лук, красный перец, кабачок. Потом вскипятил воду, положил туда краба, пакетик с рисом и два яйца. Пока они варились, Кирилл порезал крупными кусками овощи и начал жарить их на грильнице, поливая маслом и соевым соусом. Когда пакетик в кастрюле набух, он достал миску, мелко покрошил туда сваренные яйца, крабовые палочки и остатки лука, высыпал сверху баночку сладкой кукурузы и рис. Щедро залив все это майонезом, Потемкин перемешал крабовый салат и засунул его в морозильник. Овощи на грильнице тоже были уже вполне готовы. Кирилл выложил их на две тарелки, рядом выпотрошил крабовые ноги и накрыл металлическими колпаками-клошами.

– И увидел бог, что это хорошо, – произнес Потемкин, оценивая стол с двумя переливающимися под светильниками большими железными каплями.

Он тут же понял, что для завершенности все же чего-то не хватает. Кирилл порылся в шкафу и вытащил оттуда бутылку коньяка Courvoisier тридцатилетней выдержки, два бокала и длинную черную свечку. Порезанный дольками лимон придал натюрморту определенную законченность.

– И был вечер, и было утро: день шестой, – торжественно объявил Потемкин и услышал протяжный звонок в дверь.

Елизавета была хороша, очень хороша в эту ночь. Высокая и гибкая, как кошка, она внесла с собой в дом букет ароматов, в котором были круто намешаны изысканный парфюм, алкоголь и дым сигарет. Она чмокнулась щечкой с хозяином, поправила у зеркала короткие рыжие волосы и повела носиком. Глазки ее вспыхнули.

– Ах! Пахнет вкусно.

Кирилл изобразил некое подобие книксена:

– Рады стараться, ваше высочество.

– «Рады»? Вы тут не один, Кирилл Ханович? – Вета начала игриво озираться по сторонам.

– Нас двое, – радостно отрапортовал Потемкин. – Я и мой верный хуй. Ты с ним вроде бы знакома.

– Да, что-то такое припоминаю, – расплылась в улыбке Осиповская. – Но сначала дай женщине поесть.

– Avec plaisir[26], – сказал Потемкин с нарочитым прононсом и шаркнул тапком.

Войдя на кухню, Кирилл решительным движением снял клоши, вытащил из холодильника салат, квашеную капусту и бутылку минеральной воды. Салат и капуста были тут же положены горками рядом с пассерованными овощами, свечка зажжена, а минералка разлита по стаканам.

– Ах! – не удержалась Вета. – Вот знаешь ты, змей, чем подкупить.

– Эге, – спокойно прокомментировал Потемкин, присаживаясь и разливая коньяк. – Давай за встречу.

Осиповская угукнула, чокнулась и приступила к трапезе. Кирилл нехотя последовал ее примеру. Минуты через три он положил нож с вилкой и принялся точить минералку.

– Слушай, киса, а что у вас говорят насчет фестиваля?

Елизавета, кажется, уже вполне насытилась. Прихлебнув коньячка, она вытерла губки салфеткой и уставилась на Потемкина роскошными антрацитовыми глазами.

– А тебе-то что за дело, Кира? Или ты там был, признавайся.

– Ну да, был. – Кирилл вытащил сигарету и прикурил от свечи. – Потому и спрашиваю.

Осиповская чуть не подавилась.

– Да ты что?! – прохрипела она, превращаясь из кошки в львицу. – И ты все видел? Все снимал? И я об этом только сейчас узнаю! Кому эксклюзив слил, какой бляди?!

В ярости Вета была страшна. Глаза ее метали молнии. Посреди стола будто возникла стеклянная стена, как в комнатах свиданий в американских тюрьмах. Потемкин сидел по ту сторону, где обычно сидят преступники. Он заерзал на стуле и принялся ее успокаивать:

– Милая, я ничего никому не сливал. Я вообще не снимал. Там не до этого было, пойми ты.

Кирилл говорил чистую правду, но именно поэтому его слова звучали совершенно неубедительно.

– Да ты, дружочек, фраеришься, по-моему, – бросила Вета как бы небрежно. – Кто бы тебя туда вообще пустил.

На такую разводку Потемкин не мог не клюнуть. Он вытащил телефон, залез в почту и нашел по ссылке видео из Интернета:

– На, смотри.

Осиповская взяла телефон и промотала три раза.

– Да, круто, черт!

Она будто подзабыла, зачем, собственно, приехала, и стала похожа на тех тинейджеров на пристани.

– Но я не понимаю, как тебя угораздило?!

– Просто оказался не в то время не в том месте, – пожал плечами Кирилл. – Давай лучше за тебя.

– Да я не об этом, – с досадой сказала Вета. – Ты как раз оказался в том самом месте в то самое время. Я не понимаю, как тебя угораздило, оказавшись там, не снять все ЭТО? Ни одной записи изнутри нет, это я точно знаю. Да такому файлу цены не было бы! Съемка последнего дня Помпеи, эксклюзивные кадры с «Титаника» – об этом же только мечтать можно!

Кирилл посмотрел на нее очень внимательно. Он думал о превратностях человеческого общения: вот вроде бы знаешь человека как облупленного, а он каждый раз к тебе новыми гранями поворачивается, причем далеко не всегда эти грани сверкают как бриллиант.

– Спасибо за заботу, дорогая, – добродушно зевнул Потемкин. – Но я там думал все больше не об эксклюзиве, а как бы ноги унести. Настоящий ад.

– Дурак ты, Потемкин. – Осиповская осушила бокал и закусила остатками крабовых ног. – Уоллес Соуза в Бразилии, как ты помнишь, сам убивал, чтобы у шоу «Криминал» был полный эксклюзив и рейтинг. Между прочим, для криминальных репортеров он теперь как икона.

– Ага, Иоанн Креститель, – усмехнулся Кирилл. – Ты еще вспомни всю эту чушь про то, что Путин дома в Москве взрывал для поднятия рейтинга.

– А что, – задумчиво произнесла Елизавета. – Не знаю, как на самом деле, но если бы это было правдой, я бы одобрила. Рейтинг – это мерило современного искусства, а искусство требует жертв. Вот Костя