беспомощного грудного младенца. Однако вместо птички он увидел, как гранату накрыло что-то большое и темное. Это был Роланд. Ударил глухой взрыв, и тело халдея всколыхнулось. Кирилл бросился к нему и зачем-то перевернул – мулат был еще жив, от его развороченного и дымящегося туловища, нашпигованного железом, исходил легкий запах горелого мяса. Роланд стиснул зубы, несколько раз дернулся и затих.

– Есть кто живой? – спросил кто-то по-русски из леса.

Кирилл уже где-то слышал этот голос. Он хотел ответить, но почувствовал, что слова застряли у него в горле. Собравшись с силами, Потемкин крикнул:

– Есть!

– Халдеи?

– Халдей мертв.

– Тогда встаньте и поднимите руки, или мы вас поджарим из огнемета.

Кирилл встретился с виноватыми глазами Беатриче. Ее лицо было мертвенно-бледным, фея вся дрожала. Потемкин обнял ее и прошептал на ухо:

– Мы прожили меньше дня, но больше часа, и оно того стоило. Не думай о смерти, она не сможет разлучить нас.

– Я не думаю, милый. Вспомни Гавриила: надежда умирает последней. Прости меня…

– За что? Это ты прости меня.

– А тебя-то за что?

– За то, что не смог уберечь. – Кирилл повернулся в ту сторону, откуда с ним говорили, и крикнул: – Ладно, сдаемся!

Он поднялся над редутом, держа руки над головой. Из-за окружающих деревьев показались с десяток духов. Они медленно приблизились, и Кирилл смог рассмотреть, с кем имел честь так некстати познакомиться. Это была сборная солянка, настоящий интернационал: трое уже знакомых ему гопников- ассасинов, несколько рослых представителей Северного Кавказа, пара азиатов, один негр и один типичный бюргер из Северной Европы – обгоревший на солнце блондин с выраженным пивным пузом и круглыми золотыми очечками на носу. На голове его вместо тюбетейки красовалась русская флотская пилотка – видимо, трофейная. Гопники расступились, и вперед вышел командир. Это был капитан Лот.

– Надо же, как тесен мир! – картинно удивился старпом. – Вы с супругой, часом, не заплутали, Кирилл Ханович? – Он подошел к брустверу и взглянул на труп Роланда. – А ваш друг, кажется, съел что-то очень острое. Или это такая своеобразная сеппука?

– Не вижу повода для насмешек, Климент Ефремович, – отозвался Кирилл. – Он был благородным человеком в отличие от вас. «Воронеж» – тоже ваших рук дело?

– Для человека, который большую часть жизни отдал подводному флоту, это было не сложно.

– Ага. – Потемкин спародировал хохлятский «гхэкающий» выговор: – Товарищи матросы! Говорят, что ядерный реактор на подводной лодке плохо влияет на мужское достоинство. Так вот, это все брехня. Наши офицеры годами ходят в автономке, а их жены в это время рожают здоровых, крепких детей.

Гопники и кавказцы заржали, Лот побагровел и отвесил подзатыльник одному из них:

– Иса, забери волыну у шутника.

Иса перемахнул через дерево и поднял потемкинский «калашников». Разглядывая резьбу на прикладе, он покачал головой:

– Бедный Азамат!

Ассасин бросил злой взгляд на Кирилла и, не размахиваясь, ударил его прикладом в висок. Это было настолько неожиданно, что Потемкин не успел ни увернуться, ни подставить руку. Боль пронзила его, выбив почву из-под ног, и Кирилл ничком рухнул на землю. Окружающий мир поплыл, как в тумане. Прямо перед его уткнувшимся в траву носом, среди стреляных гильз, полз какой-то чудной жучок. Он гнался за более мелкой особью, а сам был объектом пристального внимания притаившейся рядом ящерицы. Через секунду все они были раздавлены тяжелым армейским ботинком – к Исе присоединилось несколько моджахедов, которые начали яростно колошматить Потемкина ногами. Беатриче истошно заголосила.

– А ты, курва, заткнись и занимай позицию! – бросил ей кто-то из гопников. – Щас будем тебя ебать во все щели. Давай, давай, тебе ж это нравится!

Послышался звук разрываемого платья, хрипы, хлесткие удары и ожесточенная возня. Беатриче сопротивлялась изо всех сил, но эта ее непокорность еще сильнее раззадоривала дорвавшихся до женского тела мужиков.

– Кусается, сука! Ну-ка, Косой, за руки ее держи! Вот так, блядь… Валяй, трепыхайся, шмара, молодец, мне нравится…

Сквозь кровавую пелену перед глазами Кирилл увидел, как возле опрокинутой на дерево голой Беты столпились гогочущие бойцы.

– Эй! Эй! Правоверные! – прикрикнул на них Лот. – Только без мокрухи. Мы этих не убиваем. Давайте-ка лучше соберите тела шахидов, оружие и тащите их на базу.

Это было последнее, что Потемкин услышал, прежде чем потерял сознание.

Кирилл отключился буквально на мгновение. За этот миг он просмотрел нечто вроде трейлера, составленного из фрагментов виденных им ранее снов. Он увидел тучу вертолетной саранчи в полыхающем заревом черном небе, выползающие из воды танки-марсоходы, звезды, падающие с небес, и одну из них, сияющую у горизонта, тысячи людей, барахтающихся в отравленном абсенте, огненную скалу в океане и огненного дракона над нею. Не хватало ключевых элементов – кажется, первого и последнего. Осознание происходящего в реальности то возвращалось, то пропадало. Он смутно помнил, как два абрека тащили его волоком, держа за ноги, как грузили в клабкар и везли куда-то, как бросили на какой-то диван. Наконец все прояснилось, окружающий мир будто вспыхнул. Фитилем к этой вспышке послужила ватка с нашатырем, которую Беатриче держала у него перед носом.

– Давай, давай, миленький, – причитала она. – Очнись!

Потемкин пришел в себя и сел. Голова раскалывалась, причем в самом прямом смысле слова – от удара Исы черепная коробка, скорее всего, дала трещину. Левая рука, пальцы и несколько ребер были переломаны, вся туника заляпана кровью и грязью. Бета, прикрывавшаяся остатками порванной одежды, тоже была сильно избита – ее шею, руки и лицо покрывали синяки и царапины, распухшая губа кровоточила. Они находились около сцены на первом ярусе амфитеатра, в котором сегодня был аншлаг. Сотни постояльцев, хотя и не по собственной воле, собрались на самое удивительное представление в их жизни. Здесь была представлена вся мировая элита – министры и шейхи, фигуранты рейтинга журнала «Форбс», военачальники, епископы и проповедники, звезды шоу-бизнеса, редакторы газет и властители дум интеллигенции. Правда, выглядела эта элита пришибленной: большинство полуголых участников хэппенинга были если не побиты, то потрепаны. Они с ужасом смотрели на расставленные по всему залу канистры со взрывателями и вооруженных людей в проходах. Эта роскошная и высокотехнологичная яма действительно оказалась идеальным зинданом. Она напоминала огромный фашистский концлагерь для военнопленных, и лай овчарок, доносившийся с верхнего яруса, где расположились пулеметчики, усиливал это сходство – не хватало лишь колючей проволоки и бравурных песен из хрипящего граммофона, усиливаемых репродукторами. В воздухе стоял смрад – естественные надобности люди справляли здесь же, и запах этот смешивался с удушливой гарью от все еще дымящегося здания отеля.

Потемкин был свидетелем поистине революционной антрепризы – сцена и зрительный зал как бы поменялись местами. В ложах сидели многочисленные актеры, а на разложенных по сцене ковриках расположилось полтора десятка зрителей. Среди них Потемкин узнал старпома Лота, Вячеслава-Али Полосина, отца Андрея Кураева, Айгюль Озкан и Хашима Тачи. Из тех, кого он мог припомнить по телерепортажам, были британский проповедник радикального ислама Абу Хамза аль-Масри, который в 2006 году получил семь лет за терроризм, но несколько месяцев назад вышел за примерное поведение, и глава бригад Изз адДин аль-Кассам, боевого крыла ХАМАС, Мохаммед Дейф. Было еще несколько бородатых людей в бурнусах, чалмах и афганках, которых Кирилл вроде видел когда-то по телевизору. Все они что-то оживленно обсуждали, показывая друг другу планшеты айпадов. Присмотревшись, Потемкин определил главного на этом совете в Филях. Кирилл идентифицировал его не сразу, так как этот человек сильно постарел, и борода у него стала не такой пышной, как раньше, – она, скорее, походила на аккуратную бородку Нэвина Эндрюса. Но его глаза Кирилл не мог не запомнить.