их певучая гамма,барабанная дробь.Тебе — река, печальная нива,гладь темнокорая,под которой — тайны и сроки мифаи буйства истории.Тебе — одиночество,беспредельное, как власть его,но если тебе захочется,единым словом ты можешь его заклясть.А свет зато мягкий какой!Потрогай рукой:течет сквозь пальцы, точнозолотая пыльца цветочная.И озеро в отдаленье,в электрическом поясе струнном —как высшее восхваление,как прозрачная притча пуны[82].И навстречу тебе тревогавоздвигнется городом детства:из воздуха стены и своды,гармония, ливнем одетая.Этот город — как сон, как твое родословное дерево:без конца растягивается.На башнях — не из камня, из марева —боевые стяги.
«Есть горы в краю моем…»
Есть горы в краю моем,— а моря нет[83] —пшеничных волн окоем,— а моря нет —есть сосен зеленый плеск,— а моря нет —текучая синь небес,— а моря нет —и ветра хриплая песнь —— а моря нет.
По ночам, когда нас слезы душат,зреют наши души.Лишь при свете плачамы касаемся неприкосновенныхстен жизней, живых и потухших.Только ночами, когда слезы нас оглушают,умершие живых утешаюти все не свершенное просит у нас прощенья,и те, кто оставил нас, склоняют колени,чтобы коснуться губами печальных воспоминаний.Лишь по ночам в слезахлюбящие читают любовь друг у друга в глазах,и становится ложе страстибелым покровом причастий.Ночь в слезах проясняет небонад морем, темным от бури бессонниц,и все, поглощенное ими,обретает собственное имя.В плаче любовного недуга