Широко улыбаясь, он двинулся навстречу Джеку. Люди расступались, давая ему дорогу. Джеку показалось, что Уоррен этого даже не замечал.
– Как поживаешь, дружище? – приветствовал его Джек.
– Джек Молния! – воскликнул Уоррен, обнял его и повел к выходу. – Боже, как я рад тебя видеть.
Пока они шли к его красному «вайперу», Уоррен говорил без умолку.
Стоял серый зимний день. На лобовое стекло падал то ли дождь, то ли снег.
– Помнишь, как мы играли в такую гадкую погоду? – спросил Уоррен.
Джек улыбнулся. Они с Уорреном вместе играли за Университет штата Вашингтон. Он был уверен, что играть им приходилось и в солнечную погоду, но плохая погода почему-то запомнилась лучше.
– Помнишь, Элизабет с Мэри брали на игру огромные пластиковые пакеты, чтобы прятаться от дождя?
Уоррен засмеялся:
– Единственное, что я помню о Мэри, так это то, что мне не следовало жениться на ней.
В те времена, все университетские годы, они были неразлучны – Джек и Элизабет, Уоррен и Мэри. После подписания профессиональных контрактов Уоррен отправился в команду Денвера, а Джек – в Питтсбург. Спустя несколько лет их пути пересеклись в Нью-Йорке. К тому времени Уоррен был женат на Филис. Джек с Уорреном уже стали суперзвездами Национальной футбольной лиги. Джеку казалось, что слава его продлится вечно.
– Как поживает Птичка?
– Отлично. И девочки тоже. Обе сейчас учатся в колледже при Джорджтаунском университете. Стефани оканчивает его в этом году. По специальности микро... что-то в этом духе.
– Похожа на свою мамочку? Из всех моих знакомых Птичка была единственной круглой отличницей.
Джек уже и забыл, как нравилось учиться его жене. Несколько лет после окончания университета она все собиралась поступить в аспирантуру отделения изящных искусств. Но мечте не суждено было реализоваться.
– Помнишь паб Калагана? Как мы там сиживали за кружкой пива?
И клеили девчонок.
Уоррен, правда, не произнес этого вслух. Но умолчание не меняло дела. Джек проводил в том пабе довольно много времени, флиртуя с футбольными фанатками. Многих ему удавалось затащить в постель.
А Элизабет тем временем жила в несуразно большом доме на Лонг-Айленде, одна занималась воспитанием детей. Когда он приходил домой, благоухая спиртным, табаком и чужими духами, она делала вид, что ничего не замечает. Уоррен остановил машину у гостиницы «Карлайл».
– Завтра у нас встреча с большими шишками. Проба запланирована на десять тридцать.
Джек не успел ответить, как дверца автомобиля открылась, и швейцар с улыбкой поприветствовал его:
– Сэр, добро пожаловать в «Карлайл»!
Джек вышел из машины и передал сумку носильщику. Уоррен наклонился к опущенному боковому стеклу:
– Я подъеду часов в восемь. Позавтракаем в гостинице.
– Прекрасно. Уоррен, спасибо тебе за все.
– Не благодари раньше времени. Если дело выгорит, расплатишься со мной сполна.
Джек проводил взглядом отъезжающий «вайпер», зарегистрировался и поднялся в свой номер. Там он первым делом смешал себе коктейль, а потом посмотрел на телефон.
Надо было позвонить Птичке, но что-то удерживало его – ведь придется притворяться, что он приехал сюда на встречу с каким-то футболистом, и выслушивать новости об обивке для мебели. Тем не менее Джек снял трубку и набрал номер.
После четвертого гудка включился автоответчик.
– Привет, дорогая, – сказал он. – Я в «Карлайле», в номере пятьсот один. Я люблю тебя.
Последнюю фразу Джек произнес автоматически. В наступившей тишине он попытался понять смысл этих слов...
Сколько же прошло времени с той поры, когда он вкладывал в них реальное значение.
Джек подошел к окну и посмотрел на ночной, сверкающий огнями Манхэттен. В оконном стекле отражалось его собственное лицо. Он закрыл глаза и увидел себя молодым и жизнерадостным. Тот человек остался в другом времени и пространстве.
Сиэтл. Сумерки. Холодный зимний день...
Он заглянул в университетское общежитие, ко там сказали, что по воскресным вечерам Элизабет Роудс лучше искать в ботаническом саду. Джеку пришлось отправиться туда. Он был в безвыходном положении: запустил учебу дальше некуда.
Он обнаружил ее на берегу озера Вашингтон. Она писала пейзаж. Ее волосы золотились в лучах заходящего солнца. Она была одета в голубой свитер и комбинезон, из заднего кармана которого торчали три кисти.