– Она охраняется, но не оружием смертных, Макумацан.

Видя, что Харут неохотно говорит об этом, я спросил его о численности народа кенда.

Он ответил, что черные кенда имеют около двадцати тысяч воинов, между тем как белые не более двух тысяч.

В это время наш разговор был прерван появлением человека из передового пикета, который сообщил Харуту что-то весьма встревожившее его.

Я осведомился, в чем дело.

– Один из разведчиков Симбы, царя черных кенда, – ответил Харут, указывая на скачущего вдали по равнине всадника. – Он едет в город Симбы сообщить о нашем появлении на их земле. Вернемся в лагерь, Макумацан, и поедем дальше, когда взойдет луна.

Как только взошла луна, мы снова двинулись вперед, несмотря на то, что верблюды были крайне утомлены.

Мы ехали всю ночь, остановившись лишь перед рассветом на полчаса, чтобы подкрепиться пищей и подтянуть веревки нашего багажа, который охранялся теперь с особенной тщательностью.

Когда мы снова тронулись в путь, к нам подъехал Марут и со своей обычной улыбкой сказал, что хорошо было бы, если бы мы держали наши ружья наготове.

Мы вооружились винтовками, заряжающимися сразу пятью патронами. Только Ханс взял себе мое старое одноствольное шомпольное ружье, которое он называл «Интомби», не раз сослужившее мне хорошую службу во время путешествия в Понголэнд. Ханс почему-то считал его счастливым.

Спустя четверть часа, когда уже совсем рассвело, мы въехали в скалистую местность, окаймлявшую равнину.

Вдруг наш караван остановился… Вскоре нам стало ясно, в чем дело.

На расстоянии не более полумили впереди нас показалось около пятисот человек в белых одеяниях, частью пеших, частью ехавших верхом. Они быстро двигались нам навстречу с явной целью преградить путь. Лица их были черны, и они не носили никаких головных уборов.

От них отделилось два парламентера с белыми флагами в руках.

Они галопом подъехали к нашему каравану, остановились у того места, где стояли мы с Харутом и Марутом, и отсалютовали нам копьями. Это были стройные мужчины черной расы с длинными волосами, доходившими до самых плеч. На них было легкое одеяние: кожаные панталоны, сандалии и нечто вроде кольчуги из тройной цени, сделанной из металла, похожего на серебро, которая свешивалась с шеи на спину и на грудь. Вооружены они были длинными копьями, похожими на копья белых кенда, и прямыми мечами с крестообразной рукояткой, висевшими у пояса.

Как я узнал впоследствии, так снаряжали кавалерию.

Пехотинцы имели более короткие колья, два дротика (ассегаи) и кривые ножи с роговой рукояткой.

– Здравствуй, пророк Дитяти! – закричал один из них. – Мы вестники бога Джаны, говорящего устами царя Симбы.

– Говори, почитатель демона Джаны! Чего хочет от нас Симба? – сказал Харут.

– Войны. Зачем вы перешли реку Шаву, границу Земли черных кенда, установленную договором сто лет назад? Разве вам мало своей земли? Царь Симба позволил вам пройти в пустыню, надеясь, что вы погибнете там. Но вы не вернетесь назад!

– Посмотрим, – ответил Харут, – это зависит от того, кто сильнее, Небесное Дитя или Джана. Мы хотим избежать кровопролития. Наше путешествие мирное. Эти белые люди хотят принести жертву Дитяти, а путь к священной горе лежит только через вашу землю.

– О, мы знаем, какая это жертва! – воскликнул парламентер, – они хотя крови нашего бога Джаны! Они думают убить его своим необыкновенным оружием, хотя против бога Джаны бессильно любое оружие. Отдай нам белых людей, мы их принесем в жертву Джане. Тогда, быть может, царь Симба позволит вам пройти через свою землю.

– Как! – воскликнул Харут, – нарушить законы гостеприимства? Вернись к Симбе и скажи ему, что если он подымет против нас копье, тройное проклятие Дитяти падет на его голову! Проклятие бури, проклятие голода и проклятие войны! Я, пророк, сказал это. Ступай!

Эти слова, произнесенные Харутом выразительным голосом, произвели необычайное впечатление на парламентеров. Страх появился на их лицах. Не ответив ни слова, они повернули лошадей и так же быстро, как приехали, вернулись к своим.

Харут отдал приказание, после которого караван построился в виде клина. Я, Ханс и Марут поместились посередине левой стороны этого треугольника, лорд Рэгнолл и Сэвэдж на правой. Харут стал у вершины его.

Вьючные верблюды занимали центральное место.

Прежде чем стать на свои места, мы крепко пожали друг другу руки.

Бедняга Сэвэдж выглядел очень плохо: это должно было стать его первым боевым крещением.

Лорд Рэгнолл казался счастливым как король, только что вступивший на престол.

Я, уже видевший немало битв, вспомнил предсказание одного зулусского вождя, который говорил, что я умру не на поле сражения. Тем не менее, настроение у меня было иным, чем у лорда Рэгнолла.

Только Ханс казался совершенно спокойным. Он даже успел набить табаком и закурить свою трубку. Если бы он не сидел в своей обезьяньей позе на высоком верблюде, он получил бы от меня хороший пинок за эту браваду перед лицом Провидения.

Однако своим поведением он вызвал восторг наших кенда.