Его широкий лоб, его брови, изгиб его носа, его ресницы и линия его глаз, чёткий профиль его говорящих губ, всё это рисуется в свете звёзд.

- Если мы можем поместить этих мужей в тренировочные лагеря и закончить их возмужание.

- Всё, что делает пистолет - это концентрирует взрыв в одном направлении.

- У вас есть класс молодых мужчин и женщин, и они хотят посвятить свою жизнь чему-то. Реклама заставила этих людей купить машины и одежду, которая им не нужна. Поколения работали на работах, которые они ненавидели, чтобы иметь возможность купить то, что им на самом деле не нужно.

- У нашего поколения нет великой войны или великой депрессии, но что у нас есть, это великая война духа. У нас есть великая революция против культуры. Великая депрессия в наших жизнях. У нас духовная депрессия.

- Мы должны показать этим мужчинам и женщинам свободу, поработя их, показать им храбрость, напугав их.

- Наполеон был велик, потому что он мог натренировать людей жертвовать своей жизнью за росчерк пера.

- Представьте, что мы поднимем забастовку, и все откажутся работать, пока мировые богатства не будут перераспределены.

- Представьте себе охоту на лося в глухом лесу в ущелье вокруг руин 'Рокфеллеровского Центра'.

- То, что ты сказал о своей работе, - говорит механик, - ты действительно имел это в виду?

'Да, я имел это в виду'.

- Вот почему мы сегодня в дороге, - говорит он.

У нас охотничья вечеринка, и мы охотимся за жиром.

Мы едем на свалку медицинских отходов.

Мы едем к уничтожителю медицинских отходов, чтобы оказаться среди удалённых опухолей и отсосанного гноя, десятилетних фурункулов, одноразовых шприцов и игл из капельницы, жуткой дряни, действительно жуткой дряни, среди кровавых тампонов и ампутированных конечностей, и мы найдём там больше денег, чем мы сможем унести за одну ночь, даже если бы мы приехали на грузовике.

Мы найдём там больше денег, чем мы сможем загрузить в Corniche до самых сигнальных огней.

- Жир, - говорит механик, - насыщенный жир, откачанный из самых богатых бёдер Америки. Самых богатых и самых жирных бёдер в мире.

Наша цель - большие красные пакеты насыщенного жира, который мы притащим на Пейпер Стрит, перетопим, смешаем со щёлоком, добавим лаванду и продадим назад тем же самым людям, которые платили, чтобы его отсосали. По двадцать баксов за кусок, мы - единственные ребята, которые могут себе это позволить.

- Богатейший, густейший жир в мире, жир земли, - говорит он. - Мы сегодня что-то вроде Робина Гуда.

Маленькие пожары масла возникают на ковре.

- И пока мы там, - говорит он, - нам стоит поискать также и вирус гепатита.

20.

Слёзы теперь текли по-настоящему, и толстая полоска прошла по всему стволу пистолета, вниз по изгибу вокруг спускового крючка, чтобы капнуть у меня с указательного пальца. Рэймонд Хессель закрыл оба глаза, так что я сильно надавил пистолетом на его висок, чтобы он всегда чувствовал давление прямо в этом месте, и я был возле него, и это была его жизнь, и он мог умереть в любой момент.

Это был не дешёвый пистолет, и мне стало интересно, может ли соль его испоганить.

Всё прошло так легко, что я даже удивился. Я сделал всё, что мне сказал механик. Вот зачем нам надо было купить пистолет. Я делал свою домашнюю работу.

Каждый из нас должен был принести Тайлеру двенадцать водительских прав. Это было доказательством того, что каждый сделал двенадцать человеческих жертвоприношений.

Сегодня ночью я припарковал машину и гулял вокруг квартала, ожидая, пока Рэймонд Хессель закончит работу за кассой в круглосуточном Конер Март, и около полуночи он ждал на автобусной остановке ночной оул бас, когда я в конце концов подошёл и сказал: 'привет'.

Рэймонд Хессель, Рэймонд не ответил ничего. Наверное, он решил, что мне нужны его деньги, его прожиточный минимум, четырнадцать долларов в его бумажнике. О-о, Рэймонд Хессель, все твои двадцать три года, когда ты начал плакать, слёзы текли по стволу моего пистолета, прижатого к твоему виску, нет, это не из-за твоих денег. Это совсем не из-за твоих денег.

Ты даже не сказал: 'привет'.

Ты - не твой грустный маленький бумажник.

Я сказал: 'отличная ночь, воздух холодный, но прозрачный'.

Ты даже не сказал: 'привет'.

Я сказал: 'не беги, а то мне придётся выстрелить тебе в спину'. Я достал пистолет, и на мне были одеты резиновые перчатки, так что если пистолет когда-нибудь стал бы по этому делу вещественным доказательством No 1, на нём не было бы ничего, кроме высохших слёз Рэймонда Хесселя, лица кавказской национальности, семьдесят третьего года рождения, особых примет не имеет.

И я получил твоё внимание. Твои глаза расширились до такой степени, что даже в тусклом свете улицы я видел, что они зелёные, как антифриз.

Ты отодвигался назад всё дальше и дальше каждый раз, когда ствол прикасался к твоему лицу, как будто он был слишком холодным или слишком горячим. Пока я не сказал: 'не делай ни шага назад', и тогда ты позволил пистолету прикоснуться к тебе, но даже тогда ты отодвигал голову вверх и назад от ствола.

Ты отдал мне свой бумажник, когда я сказал.

В твоих водительских правах было твоё имя: Рэймонд К. Хессель. Ты живёшь на 1320 СЕ Беннинг, квартира А. Это, должно быть, подвальное помещение. Квартирам в подвалах обычно дают номера буквами, а не цифрами.

Рэймонд К. К. К. К. К. К. Хессель, я с тобой разговаривал.

Твоя голова отдвигалась назад и вверх от пистолета, и ты сказал: 'да'. Ты сказал, что да, ты живёшь в подвале.

У тебя в бумажнике было также несколько фотографий. Там была твоя мать.

Это было довольно круто для тебя, когда ты должен был открыть глаза и увидеть своих улыбающихся маму и папу и в то же самое время пистолет, но ты это сделал, и тогда твои глаза закрылись и ты начал плакать.

Ты двигался к клёвому, чудесному волшебству смерти. Одна минута, ты человек, и в следующую минуту ты - предмет, твои мама и папа должны будут звонить старому доктору как-его-там, чтобы посмотреть твою дантистскую медицинскую карту, потому что от твоего лица останется немного, и твои мама с папой, они всегда ждали от тебя гораздо больше, но нет, жизнь играет не честно, и всё закончилось именно так.

Четырнадцать долларов.

'Это, - спрашиваю я, - это твоя мама?'

'Да'. Ты плакал, шморгал, плакал. Ты глотал. 'Да'.

У тебя был пропуск в библиотеку. У тебя была карточка из проката видеокассет. Карточка социального страхования. Четырнадцать долларов наличными. Я хотел взять ещё проездной на автобус, но механик сказал брать только водительские права. Членский билет студенческого профсоюза.

Ты чему-то учился.

В этом месте ты начал плакать ещё сильнее, и я ещё сильнее надавил стволом пистолета тебе в щёку, так что ты опять начал отходить назад, пока я не сказал: 'не двигайся, или ты умрёшь прямо сейчас. Так что ты изучал?'

'Где?'

'В колледже, - сказал я. - У тебя билет студенческого профсоюза'.

Ой, ты не знаешь, дёрг, кхе-кхе, проглотил, шморгнул, биологию.

'Слушай, сейчас ты умрёшь, Рэй-монд К. К. К. Хессель, сегодня ночью. Ты можешь умереть через секунду или через час, тебе решать. Так что соври мне. Скажи мне первую ерунду, пришедшую тебе в башку. Выдумай что-нибудь. У меня здесь не дерьмо. У меня здесь пистолет'.

В итоге ты меня слушал, забыв про маленькую трагедию у себя в голове.