'Переработаем всех животных'.

Читая газеты, я понимаю, что всё это - дело рук Комитета 'Дезинформация'. Или Комитета 'Вред'.

Сидя возле меня, наш аккуратный и рассудительный механик из бойцовского клуба говорит мне, что да, 'Пьяные' наклейки на бамперы - это часть Проекта 'Вывих'.

Три космические обезьянки на заднем сидении молчат.

Комитет 'Дезинформация' печатает карманные карточки для самолётов, где нарисовано, как пассажиры дерутся друг с другом за кислородные маски, пока их авиалайнер, пылая, несётся прямо на скалу со скоростью тысячи миль в час.

Комитеты 'Вред' и 'Дезинформация' состязаются друг с другом, кто сможет раньше создать компьютерный вирус, который сведёт банкоматы с ума до такой степени, что они устроят маленький торнадо из десяти- и двадцати-долларовых купюр.

Зажигалка для сигарет выскакивает раскалённая, и механик говорит мне, чтоб я зажёг свечи на праздничном пироге.

Я зажигаю свечи, и пирог начинает мерцать под маленьким нимбом огня.

- Что бы вы хотели сделать до того, как умрёте? - говорит механик, и сворачивает, оказываясь на пути грузовика, едущего на встречу. Грузовик лупит по гудку, издавая один протяжный рёв за другим, и фары грузовика, как рассвет, становятся всё ярче и ярче, отражаясь от улыбки механика.

- Решайте что-нибудь, быстрее, - говорит он зеркальцу заднего вида, где три космические обезьянки сидят на заднем сидении. - У нас осталось пять секунд до забвения.

- Один, - говорит он.

- Два.

Грузовик заполняет собой всё пространство перед нами, слепя нас и оглушая.

- Три.

- Покататься на лошади, - доносится с заднего сидения.

- Построить дом, - звучит другой голос.

- Сделать татуировку.

Механик говорит:

- Верьте в меня, и вы умрёте навсегда.

Слишком поздно, грузовик сворачивает, и механик сворачивает, но хвост нашего Corniche зацепил край переднего бампера грузовика.

Но в тот момент я не знал этого, я знал только огни, фары грузовика, ушедшие во тьму, себя, брошенного на дверцу машины, а затем на праздничный пирог, и механика за рулевым колесом.

Механик лёг на руль, чтобы удержать его относительно ровно, а свечи пирога погасли. И на одну идеальную секунду внутри тёплой чёрной кожаной машины совсем не было света, и все наши крики звучали на одной и той же низкой ноте, издавали тот же звук, что и гудок грузовика, и у нас не было контроля, не было выбора, не было направления, и не было выхода, и все мы были мертвы.

Прямо сейчас я хотел бы умереть. В этом мире я - ничто по сравнению с Тайлером.

Я безнадёжен.

Я глуп, и всё, что я делаю - это хочу и нуждаюсь в вещах.

Моя малюпусенькая жизнь. Моя маленькая говёная работа. Моя шведская мебель. Я никогда, нет, никогда никому об этом не говорил, но до того, как я познакомился с Тайлером, я собирался купить собаку и назвать её 'Понты'.

Вот какой ужасной может быть жизнь.

Убей меня.

Я хватаю рулевое колесо, и возвращаю нас назад на дорогу.

Сейчас.

Приготовься к эвакуации души.

Сейчас.

Механик тянет руль к обочине, а я тяну к ёбаной смерти.

Сейчас. Чудесное волшебство смерти, одна секунда - ты ходишь и говоришь, и в следующую секунду ты - предмет.

Я - ничто, я даже не это.

Холодный.

Невидимый.

Я слышу запах кожи. Мой пристяжной ремень вокруг меня, как спасательный жилет, и когда я пытаюсь сесть, я бьюсь головой о рулевое колесо. Это больнее, чем кажется. Моя голова отдыхает у механика на коленях, и когда я смотрю вверх, мои глаза фокусируются на лице механика высоко надо мной, улыбающегося, ведущего машину, и я вижу звёзды сквозь окно водительской дверцы.

Мои руки и лицо в чём-то липком.

Кровь ?

Застывает, как сливочное масло.

Механик смотрит вниз.

- С днём рождения.

Я слышу запах дыма и вспоминаю праздничный пирог.

- Я почти сломал руль об твою голову, - говорит он.

Просто ничего больше, просто ночь, и запах дыма, и звёзды, и улыбающийся и ведущий машину механик, моя голова у него на коленях, и внезапно мне перестаёт казаться, что я должен сесть.

'Где пирог?'

Механик говорит:

- На полу.

Просто ночь, и запах дыма становится тяжелее.

'Я загадал желание?'

Высоко надо мной, в окне где-то между звёздами, улыбнулось лицо.

- Эти праздничные свечи, - говорит оно, - они из разряда тех, что никогда не гаснут.

Мои глаза достаточно привыкают к свету звёзд, чтобы разглядеть дым, поднимающийся вверх от маленьких пожариков вокруг нас на ковре.

19.

Механик из бойцовского клуба жмёт на газ, спокойно направляя машину по своему пути, и у нас всё ещё осталось на сегодняшнюю ночь важное дело.

Ещё одна вещь, которой мне нужно научиться до того, как придёт конец цивилизации - это как ориентироваться по звёздам. Всё тихо, как будто Кадиллак идёт в открытом космосе. Должно быть мы съехали с автострады. Три парня на заднем сидении успокоились или уснули.

- У тебя теперь есть около-жизненный опыт, - говорит механик.

Он убирает одну руку с рулевого колеса и дотрагивается до здоровенной шишки, оставшейся у меня на лбу после удара об руль. Мой лоб так распух, что должен уже закрыть оба глаза, и он проводит холодным кончиком пальца по всей длине шишки. Corniche повредил бампер, а боль сейчас кажется бампером, нависшим над моими глазами, как тень от полей шляпы. Наш повреждённый зад гудит и бампер тарахтит и трещит в тишине вокруг нашего путешествия по ночной дороге.

Механик рассказывает, что задний бампер нашего Corniche висит на болтах, что он почти оторвался, когда мы впилялись в передний бампер грузовика.

Я спрашиваю, не является ли то, что происходит сегодня ночью домашним заданием Проекта 'Вывих'.

- Частично, - говорит он, - я должен принести четыре человеческие жертвы, и я должен притащить тару жира.

'Жира?'

- Для мыла.

'Что Тайлер собирается делать?'

Механик начинает говорить, и это в точности Тайлер Дарден.

- Я вижу умнейших и сильнейших мужей из когда-либо живших, - говорит он и его лицо вырисовывается в свете звёзд сквозь боковое стекло, - и эти мужи качают бензин или обслуживают столики.