А в темном зеве туннеля возникла маленькая прихра­мывающая фигурка. «Кто же это?» — Эрагон смотрел на нее во все глаза, но лишь когда незнакомец вышел на свет, понял наконец, что это не кто иной, как Солембум.

Чувство благодарности и облегчения охватило душу Эрагона.

Кот-оборотень был в своем человечьем обличье, одна­ко одежды на нем не было никакой, если не считать рва­ной набедренной повязки, точнее, куска ткани, оторванно­го, похоже, от одеяния того, кто на него напал. Жесткие черные волосы на голове у Солембума стояли дыбом, губы искажала хищная, совершенно звериная улыбка. Его руки были покрыты глубокими порезами, левое ухо, явно по­врежденное, свисало набок, а на черепе не хватало куска скальпа. В руке Солембум держал окровавленный нож.

И тут следом за ним из туннеля появилась травница Анжела.

Какой идиот! — провозгласила Анжела, поспешно подходя к краю мозаичного диска. Она была вся в крови — кровь сочилась из многочисленных порезов и ца­рапин, одежду тоже покрывали кровавые пятна, хотя Эра­гон и подозревал, что это не только ее кровь. Впрочем, в целом Анжела казалась практически невредимой. — Даже такой простой вещи сделать не сумел! Надо было всего-то сделать вот так! — И она взмахнула своим полупрозрач­ным мечом, с силой обрушив его рукоять на один из амети­стов, окружавших мозаичный диск. Кристалл разлетелся вдребезги со странным щелчком, ударила волна какой-то странной энергии, и исходивший из аметиста свет померк. Но остальные кристаллы продолжали светиться.

Не медля, Анжела перешла к следующему камню и раз­била его, затем еще один и так далее.

Никогда еще в жизни Эрагон не испытывал такой бла­годарности и не был так рад видеть травницу.

Впрочем, основное его внимание было приковано ко все расширявшимся трещинам на верхушке первого яйца. Раззак уже почти проклюнулся и, похоже, вполне это со­знавал, потому что пищал и колотил клювом с удвоенной энергией. Между кусками скорлупы виднелась толстая бе­лая внутренняя пленка, которую раззак уже продрал сво­им клювом.

«Какое жуткое чудовище! — думал Эрагон. — Скорей, Анжела, скорей!»

Кусок скорлупы размером с его ладонь со стуком упал на пол — точно тарелка из обожженной глины, — и юный раззак высунул из яйца голову, показывая свой отвратительный, покрытый наростами фиолетовый язык и издавая победоносные скрипы. С черепа его стекала какая-то слизь, зал наполнился мощным запахом плесени.

Эрагон снова забился в своих путах, но и эта попытка освободиться оказалась тщетной.

Раззак снова заверещал и попытался выбраться из раз­битого яйца. Ему удалось вытащить оттуда одну когтистую конечность, однако при этом он так раскачал яйцо, что свалил его с подставки. Яйцо упало набок, и по мозаично­му диску растеклась густая желтоватая жидкость. Жуткий детеныш некоторое время полежал в полном оцепенении от страха, потом повозился и с трудом встал на ноги, пока­чиваясь и явно чувствуя себя весьма неуверенно. При этом он отвратительно пощелкивал, как перевозбужденное на­ секомое — видимо сам себя успокаивая.

Эрагон смотрел на него, исполненный ужаса и одно­временно любопытства.

Грудь у детеныша раззака была впалой и ребристой на­столько, что казалось, будто ребра у него расположены сна­ружи, а не изнутри. Конечности тонкие и узловатые, точно ветки. Талия невероятно тонкая. На ногах у него имелись дополнительные суставы, и они могли сгибаться в обрат­ную сторону — ничего подобного Эрагон никогда раньше не видел и решил, что, по всей видимости, именно это и было причиной подпрыгивающей, как бы нервной, по­ходки раззаков. Панцирь детеныша, похоже, был еще мяг­ ким и уязвимым, в отличие от панцирей взрослых разза­ков, с которыми уже доводилось сталкиваться Эрагону. Но было ясно, что и у этого панцирь со временем затвердеет.

Раззак склонил голову набок — его огромные, выпу­клые, лишенные, казалось, радужки и зрачка глаза отра­жали свет — и заверещал, словно обнаружив нечто весьма интересное. Затем он сделал осторожный шажок в сторо­ну Арьи… потом еще один… и клюв его раскрылся, когда он потянулся к лужице крови у ног эльфийки.

Эрагон невольно закричал, забыв о кляпе во рту и на­деясь отвлечь проклятую тварь, но раззак лишь быстро глянул в его сторону и тут же снова потянулся к лужице крови.

— Ну вот! — удовлетворенно воскликнула Анжела, рас­правившись с последним кристаллом.

И как только осколки аметиста рассыпались по полу, Солембум прыгнул на раззака, меняя в воздухе свое обли­чье. Мелькнуло тело хищного кота — уши прижаты, лапы подобраны, шерсть дыбом, — и он приземлился, уже в сво­ем привычном виде, а раззак с отвратительным шипени­ем замахнулся на него когтистой конечностью. Солембум присел, уходя от удара, и уже в следующее мгновение уда­рил раззака по шее своей мощной широкой лапой.

Шея мерзкой твари с хрустом переломилась. Солембум ударил еще раз, и раззак, пролетев через весь зал, бесфор­менной кучкой приземлился под стеной, несколько секунд еще подергивался, а потом затих.

Кот зашипел, прижимая к черепу здоровое ухо, за­тем вывернулся из набедренной повязки, которая те­перь совершенно нелепо болталась у него где-то повы­ше задних лап, подошел ко второму яйцу, сел возле него и стал ждать.

— Что же ты с собой сделала? — ужаснулась Анжела, подбегая к Арье. Та устало подняла голову, но даже не по­пыталась ответить.

Тремя быстрыми взмахами своего бесцветного меча травница перерубила оставшиеся оковы с такой легко­стью, словно закаленный металл был не прочнее обычной головки сыра.

Арья упала на колени и свернулась клубком, прижимая к животу искалеченную руку. Второй рукой она судорожно выдирала изо рта кляп.

Затем Анжела несколькими ударами меча освободила руки и ноги Эрагона, жжение у него в плечах сразу умень­шилось, и он наконец смог вытащить изо рта проклятую затычку.

— Мы думали, ты погибла, — хриплым голосом вымол­вил он, еле ворочая языком.

— Им бы пришлось как следует постараться, чтобы меня прикончить. Сапожники, что с них возьмешь!

Арья, по-прежнему свернувшись на полу клубком, на­чала выпевать слова исцеляющего заклятия. Слова были нежные и звучали несколько напряженно, но она ни разу не ошиблась, не произнесла ни одного неверного звука.

Пока она трудилась над своей искалеченной рукой, Эрагон залечил порез у себя на ребрах, а также ссадины на кистях рук и, махнув рукой Солембуму, попросил:

— Подвинься-ка.

Кот-оборотень недовольно вильнул хвостом, но все же немного подвинулся. И Эрагон, подняв правую руку, воскликнул:

— Брисингр!

Столб синего пламени охватил второе яйцо. Зародыш внутри его пронзительно заверещал: это был жуткий, со­вершенно неземной звук, более похожий на звук рвущегося металла, чем на крик живого существа.

Прищурившись и прикрывая глаза ресницами от страш­ного жара, Эрагон с удовлетворением смотрел, как догорает яйцо. «И пусть это будет последний из них», — думал он. Ког­да скрежет внутри яйца прекратился, он загасил огонь, и на­ступившая после этого тишина показалась ему неожиданно оглушительной. Даже Арья перестала выпевать свое исцеля­ющее заклятие. На несколько мгновений все в зале замерло.

Первой зашевелилась Анжела. Она подошла к Солембу­му и наклонилась над ним, что-то шепча на древнем языке, оглаживая кота, приводя в порядок его поврежденное ухо и залечивая прочие раны.

Эрагон опустился возле Арьи на колени и осторожно коснулся ее плеча. Она подняла на него глаза,