Рорану.

— Спасибо тебе!

Она молча кивнула и вместе со своими юными спутни­ками рысцой побежала к центру города и исчезла между домами.

Роран, потрясенный этой встречей и своим неожидан­ным спасением, некоторое время смотрел им вслед, потом встряхнулся и поспешил к своим.

Воины его полка приветствовали его изумленными криками и сразу несколько воодушевились. Когда Роран вместе с ними снова ринулся в атаку, кто-то из жителей Карвахолла сказал ему, что тот же камень, что так сильно его задел, убил Дельвина на месте. Это печальное известие пробудило в душе Рорана еще большую ярость и ненависть к врагу, и он с удвоенной свирепостью стал крушить вои­нов Гальбаторикса, стремясь как можно скорее завершить эту битву и добиться победы.

Эрагон, подавляя страх, решительно двинулся вместе с Арьей, Эльвой и Сапфирой к тому возвышению, на котором стоял трон. Гальбаторикс смотрел на них, по-прежнему расслабленно раскинувшись и опираясь рука­ми о подлокотники.

Шли они достаточно долго, и у Эрагона хватило вре­мени кое-что обдумать, однако большую часть возник­ших у него идей он тут же и отмел как неосуществимые. Он прекрасно понимал: одной силы недостаточно, что­бы победить Гальбаторикса, нужна еще и хитрость, а вот хитрости-то в нем, Эрагоне, как раз и было недостаточно. Впрочем, выбора у него не было — теперь оставалось толь­ко сразиться со своим главным противником.

С обеих сторон ярко освещенный беспламенными светильниками, проход к тронному возвышению был до­статочно широк, чтобы они все четверо смогли по нему пройти бок о бок. И Эрагон был этому очень рад: ему всег­да становилось легче, если Сапфира оказывалась рядом.

Тем временем он продолжал изучать обстановку. Странный это был зал — во всяком случае, для приема го­стей столь великим правителем он был, по мнению Эраго­на, чересчур мрачен. Помимо ярко освещенного прохода к трону, большая его часть скрывалась во мраке, местами непроницаемом; этот зал был даже мрачнее подземных за­лов Тронжхайма и Фартхен Дура; в воздухе чувствовался сухой мускусный запах, который показался Эрагону знако­мым, однако он никак не мог понять, чей это запах.

«А где же Шрюкн?» — спросил он у Сапфиры. Она фыркнула:

«Я чую его запах, но не слышу его».

Эльва нахмурилась и прошептала:

— Я тоже его не чувствую.

Им оставалось шагов десять — пятнадцать, когда висев­шие за троном тяжелые черные занавеси, сделанные из какого-то бархатистого материала, вдруг взметнулись до самого потолка. Эрагон и его товарищи тут же останови­лись и замерли на месте.

Тень упала на лицо Гальбаторикса, но он наклонился вперед, и Эрагону удалось наконец его рассмотреть. У пра­вителя Империи было продолговатое, худощавое лицо, гладко выбритое, с густыми бровями и острым, как кли­нок, носом. Глаза у него были жесткие, как камни, а радуж­ки такие большие, что белков почти не было видно. Губы тонкие, рот довольно большой с чуть опущенными книзу уголками; аккуратно подстриженная бородка и усы его были черны, как уголь. Одет он был тоже во все черное. Возраст его было трудно определить, но выглядел он лет на сорок — как человек в самом расцвете сил, но уже начи­нающий чувствовать груз прожитых лет. Его лоб пересека­ли довольно глубокие морщины, и по обе стороны от носа вниз тоже спускались морщины; кожа была очень загоре­лая, но какая-то странно истонченная, увядшая, словно он всю зиму питался только кроличьим мясом и вареным турнепсом. Плечи у Гальбаторикса были широкие, талия стройная, подтянутая, и вообще сложен он был хорошо.

Его голову украшала корона из красноватого золота, усеянная самоцветами. Корона, похоже, была старин­ной — куда старше, чем этот зал, и Эрагон подумал: уж не королю ли Паланкару когда-то принадлежала эта корона?

На коленях у Гальбаторикса лежал меч. Совершенно очевидно, это был меч Всадника. Но Эрагону никогда пре­жде не доводилось видеть таких мечей: его лезвие, рукоять и гарда были белоснежными, а драгоценный бриллиант, вделанный в рукоять, был совершенно прозрачен и чист, как горный ручей. И потом, было в этом мече нечто такое, что вызывало в душе Эрагона смутное беспокойство. Его цвет — точнее, отсутствие цвета — напоминал выбеленные солнцем мертвые кости. Это был цвет смерти, не жизни.

Он казался куда более опасным, чем любой темный отте­нок, пусть даже совсем черный.

Гальбаторикс на каждого по очереди пристально гля­нул своими острыми, но как-то странно застывшими гла­зами и сказал:

— Итак, вы явились, чтобы меня убить. Ну что ж, тогда начнем? — Он поднял с колен свой меч и широко раскинул руки, словно приветствуя дорогих гостей.

Эрагон прочнее уперся ногами в пол и поднял свой меч и щит. Радушное приглашение Гальбаторикса встревожи­ло его: «Да он же с нами играет!»

По-прежнему не отпуская конец копья Даутхдаэрт, Эльва шагнула вперед и стала что-то говорить, обращаясь к Гальбаториксу, однако из уст ее не вырвалось ни звука, и она испуганно оглянулась на Эрагона.

Эрагон попробовал ее успокоить, связавшись с нею мысленно, но отчего-то не почувствовал ни одной ее мыс­ли; казалось, Эльва куда-то из этой комнаты исчезла.

Гальбаторикс рассмеялся, снова положил меч на коле­ни и с явным удовлетворением откинулся на спинку трона.

— Неужели ты, детка, думала, что я не знаю о твоих способностях? Неужели ты надеялась с помощью сво­ей жалкой уловки сделать меня беспомощным? О, я не сомневаюсь: твои слова могли бы навредить мне, но только в том случае, если бы я их услышал. — Его бес­кровные губы изогнулись в жестокой усмешке. — Какая глупость! Значит, это и есть твой план, Эрагон? Девоч­ка, которая и рта открыть не сможет, пока я ей этого не позволю? Копье, которому место скорее на стене, чем в бою? Коллекция Элдунари, выживших из ума от старости? Ц-ц-ц! А о тебе, Арья, я был о тебе более вы­ сокого мнения. Как и о тебе, Глаэдр. Впрочем, чувства, видно, помутили твой разум с тех пор, как Муртаг по моему приказу уничтожил Оромиса.

И Эрагон, Сапфира и Арья услышали мысленный при­каз Глаэдра: «Убейте его!» Тон золотистого дракона казал­ся спокойным, но под этой кажущейся безмятежностью таился гнев такой силы, что все прочие чувства меркли в сравнении с ним.

Эрагон быстро переглянулся с Арьей и Сапфирой, и все трое ринулись в атаку; Глаэдр, Умаротх и остальные Элду­нари попытались подчинить себе мозг Гальбаторикса.

Но прежде чем Эрагон успел сделать каких-то два шага, Гальбаторикс, вскочив со своего бархатного сиде­нья, громко выкрикнул какое-то Слово. Эти звуки с такой силой отдались в душе Эрагона, что каждая клеточка его существа, казалось, задрожала в ответ; казалось, он стал неким инструментом, по струнам которого ударил умелый музыкант. И все же, несмотря на столь бурную реакцию души и тела, Эрагон не смог вспомнить и воспроизвести это Слово; оно словно растаяло в его памяти, оставив лишь понимание того, что оно действительно было произ­несено и подействовало на него удивительно сильно.

Затем Гальбаторикс изрек и некоторые другие слова, но ни одно из них, похоже, не обладало могуществом пер­вого. Впрочем, Эрагон был слишком ошеломлен и даже не пытался понять смысл его последующих высказываний. И когда на устах правителя умолк последний звук, Эрагон почувствовал, что полностью находится во власти некой неведомой силы, заставившей его остановиться, так и не завершив начатый шаг. От неожиданности он охнул и по­пытался поставить на пол поднятую ногу, но не смог. Он не мог даже пошевелиться — казалось, тело его вмуровано в каменную глыбу. Он мог только дышать, смотреть и, как выяснилось впоследствии, говорить.

Он не понимал: как же так? Ведь магические стражи должны были защитить его от чар