нервы только потреплет и уйдет.

Лина пыталась хоть что-то понять. Перепутали детей в роддоме? Исключительно редко, но бывает же. Однако хромота – результат утягивания. Неужели природа создала это чудо, чтобы показать, что дети – дети не только родителей, но и природы? И каждый может надеяться…

Плач ребенка вернул ее к действительности: Дима с кем-то подрался из-за трактора.

– Весь в отца – скупой, – проворчала Баба-яга и тут же закричала: – отдай свой агрекат, поиграй пасечкой!

Дима повиновался, лишь запыхтел громче: пых-пых…

– Какой пасечкой? – спросила Лина.

– Ну, на работе у нас формочками зовут, а я больше пасечкой.

– Где вы работаете?

– В садике. Где больше-то, – ответила Баба-яга (так обычно деревенские, приехав в город, продолжают вскользь упоминать имена и события, словно абсолютно всем известные).

– Вы из деревни приехали?

– Ну, из деревни, а что тут такого!

– Как же удалось устроиться в детский сад? – Лина имела в виду: кто же принял женщину, которая утягивалась во время беременности – она к детям-то как относится!

– Как же ты работаешь? Ты ведь детей не любишь?

– Люблю. Как же их не любить? Только сил моих больше нет.

Лина вдруг не умом, а как-то животом и нервами поняла, что сил у Бабы-яги – молодой, неопытной, необаятельной, а потому еще более одинокой – действительно нет. Она представила свое будущее – одна в общежитии с ребенком… А если опять полгода не будет горячей воды? А как добывать ясли? Разве только устроиться туда работать, как Баба-яга… Надо ей подарить что-нибудь. Открыла сумочку, вытащила оттуда книгу о Крамском и стала рыться среди мелочей косметики. Вдруг Баба-яга вцепилась обеими руками в книгу, точнее – в суперобложку:

– Вот-вот!

– Нравится? Это репродукция с картины “Неизвестная”.

– Только бы один день такой пробыть, а потом и умереть не жалко…

– Один день – что?..

– Да прожить в такой красоте, а потом и помереть не обидно!

– Неужели умереть не обидно?

– Не жалко.

Лина не удивилась, что Баба-яга имеет свои счеты с красотой, словно даже ждала чего-то такого. Смутная догадка о причине Диминой удивительной внешности заставила спросить:

– А Диму носила – о красоте думала?

В ответ та шумно запыхтела, злость ушла с ее лица, уступив место мечтательности – той самой. Которая может преобразить даже самое уродливое лицо.

– Дура же я была! В школе еще училась, спать ложусь, шепчу: хочу быть красивой! Хочу быть! Потом плюнула на все это. Потом, когда его в городе уже встретила, к бабке даже ходила – не помогло. Опять плюнула. А забеременела – некогда было мечтать… парень этот, ну, Димкин отец, Васька, уехал. Вот и утягивайся для них. Димка родился, смотрю: как цветочек. У других все рожи красные, а мой смуглый, черношарый и как цветок. Видно, внутри где-то сидела же красота, потом на ребенка вышла.

Она закурила очередную сигарету. Несмотря на внешнюю неуклюжесть, движения у нее были ловкие, быстрые, даже красивые. Или Лина уже по-другому смотрела на нее. Вдруг что-то толкнуло ее сказать:

– Знаешь, а я – фея. Могу взмахнуть палочкой, и… вся красота с ребенка перейдет на тебя. Вася твой приехал, значит, обратно в Пермь? Он увидит тебя… А Дима мальчик, ему зачем красота!

– А-а? Да? Можешь? – захлебнулась Баба-яга, но тут же сникла: – да нет, не надо, Фая.

– Почему?

В ответ та посмотрела на нее презрительно, потом сплюнула:

– Да врешь ты все, Фая!