Кстати, Павел Балатов, который всех потом так подвел, кружился вместе с ним вокруг прооперированной фантастки. Так хорошо они выхаживали нашу ледяную блондинку, что она почувствовала в себе много сил и в благодарность захотела сделать из Ермолая знаменитого барда, причем немедленно:
– Сольник! Пора! Сольный концерт – это другой статус, понимаешь… Пусть твоя родня возьмет кредит, а мы снимем зал!
Но пришла сессия, он провалил вышку (высшую математику), и все рассосалось. Какой кредит, какой зал, когда стипа горит синим пламенем!
Ермолай слышал, что бывают дирижеры, у которых словно нет никакой техники, но они умеют передать оркестру все, что хотят. Тут мистика, тайна, тут что хотите.
Так вот что-то похожее происходило в отделе. Стелла не говорила начальственным тоном, никого не распекала никогда, но работа шла, и экологию отстаивали. Когда эксперт Верочка заявила, что у нового моста сливы сделаны не на современном уровне – со старыми фильтрами, Стелла два дня ходила бледная, звонила беспрерывно разным “деятелям” и наконец любимицу-реку отстояла (фильтры поставили новейшие).
Как раз в это время Ермолай пригласил в отдел своего друга и однокурсника Павла Балатова. Его посадили на “родники”.
И все оглянуться не успели, как что-то сделалось со вчерашним студентом и он стал сатанеть на взятках. Так он себя поставил, что другим приносили иногда конфеты к Новому году, а ему – всегда коньяк и в большом количестве.
Старушка к нему пришла:
– Я после реанимации, руки дрожат.
У нее был мичуринский участок, она хотела его подарить, и вдруг оказалось, что там бьет источник и нужен акт экспертизы.
Павел все равно из нее выжал хоть печенье – послал в магазин. Пил с печеньем чай, всем видом показывая: а что – у нас эпоха частной собственности.
Пару раз был вообще рекорд: собралось у него этих подношений два тюка. Он даже просил Ермолая:
– Помоги мне донести до такси.
Надоело это Ермолаю, и он стал делать вид, что у него проблемы со слухом. Балатов придумал зайти с другого боку:
– Ты вот не остался с нашей блондиночкой, фантасточкой, талантищем нашим. А мне нужно теперь каждый год ее в Усть-Качку возить. Знаешь, какой это сейчас дорогой курорт?
– Курорт – это благое дело, – ответил Ермолай, чувствуя, что вывязывает что-то не то и не тому…
И тогда Балатов решил не длить эти сложности со своим тихим, странным другом, а брать только деньгами, которые значат много, весят мало, греют сильно.
Однажды он сам купил землю с целебным источником – туда ходил целый поселок! А Павел огородил свой участок вместе с родником бетонной стеной.
Целебный источник подумал-подумал – и закрыл свое водяное око, не в силах взирать на лицо нового хозяина, которое – как у динозавра, надувающего мешочки на шее, чтобы обозначить свой статус в стаде.
А хотел источник смотреть на родные лица из поселка: трезвые и с запахом, здоровые и надорванные…И вот – мгновенно в отдел явились все жители в лице пяти ходоков. Впереди маячил суд.
Стелла сказала:
– Павел, как хотите – разруливайте ситуацию и сносите забор. Кстати, еще одна взятка – и мы расстаемся.
В этот день Ермолай остался после работы на три часа – делал шабашку. Попросила, кстати, сама Стелла. А ее – сам директор. Ермолаю вручили “кусок дерева” (тысячу рублей), и он на следующий день сводил весь отдел в кафе.
Там вдруг промелькнуло два-три флюида между Ермолаем и одной стальной скромницей – официанткой, промелькнуло, и все. Так у любого при встрече с любой слегка что-то мелькает. А дальше должны пойти усилия, чтобы эту любую сделать единственной. Но на эти усилия у Ермолая сил не было не запланировано.
И тут Стела и Крылышкина завели разговор словно бы совсем из другого измерения:
– Вчера в перерыве вышли купить новый мобильник.
– Моя дочь такая углубленная в музыку – второй мобильник уже посеяла…
– А там продавщица – просто ирис – глаз не оторвать!
– Мы уж любовались-любовались! Любовались-любовались!
– Почти наша Верочка!
– Что ты говоришь! По сравнению с Верочкой та – просто ромашка чахлая.
Это ведь вам не такие свахи, которые мужику сразу обухом в лоб: остановись, посмотри на эту красу, век нас будешь благодарить и медом-пивом поить! А добрый молодец сразу прыг в кусты, и только шевеление веток далеко впереди отмечает его путь к свободе.
Ермолай мысленно называл Верочку: “Пухляндия”, в общем – была она не в его вкусе, поэтому он и ускользнул в глухие леса холостяцкой жизни, лишь робким партизаном выходя иногда на Стеллу. То покупал ей билет в командировку, то провожал-встречал ее в аэропорту.