Приглашение в США у нее было уже полгода как. Почти живая у Вики керамика: все эти коты-рыбы- облака сейчас, кажется, запоют, но не хватает до гениальности последней безоглядности.
Нано-водка закончила нежное течение свое.
Не говоря худого слова, Витя раскрыл папку и начал читать.
Один человек потерял трудовую книжку. Ездит по старым работам, восстанавливает. На одной работе — старая любовь, которая его бросила… на другой — друг, который его уволил, когда стал успешным… Все клонилось к тому, что главный герой один хороший.
И стиль был яркий, но страшно было заглубляться в этот текст: ослепительно, холодно и в конце ничего в сердце не остается.
Тут помогла нам жизнь в виде Витиного мобильника с крепкозадыми вагнеровскими валькириями.
— Да, Искорка, три жены… Это нормально. У Булгакова было три… Слушай, давай судить о людях не по падениям, а по взлетам… Кто плохой? Я плохой?.. Я их заработал, чтобы писать…
Видимо, дочь крепко наседала, потому что он срочно вызвал на подмогу из прошлого то прежнее лицо свое и то прежнее обаяние:
— Искорка! Сияние мое! Вот посыплются на меня премии, я самое малое — половину буду отдавать тебе… Нет, на пленер я вас всех не могу. И почему ваш Камышовский не имеет машины? Ничего не добился. Зачем такой руководитель? Подумаешь, каждый год восемь человек в “Муху”… За десять лет — уже восемьдесят, а никто ведь не купил ему машину… Кстати, я тебе сам хотел звонить: Арик просит кофейню оформить, и там ты что-нибудь срубишь.
— У тебя что, уже третья жена? — спросили мы, когда он отключился от дочери.
— Развод — это очень просто, — махнул он рукой пресыщенно. — Это все равно, что вынести из квартиры все лишнее.
Мы смотрели сочувственно: вряд ли тебе, Витя, эти разводы просто дались…
Иначе ты не начал бы пещрить бумагу бесконечными буквами занозистого, душевынимающего, невозможного русского языка.
* * *
Журнальный зал | Волга, 2010 N3-4 | Нина Горланова
Нина Горланова
Рожь, ты о чем поешь?
Не сговариваясь, они зашарили по карманам. Невидимый жребий упал на Ваську, и трудовые денежки были втиснуты в его подрагивающую от ответственности ладонь. Рядом шумела компания не контролирующей себя молодежи – один поливал мочой трансформаторную будку.
– Чикану промеж ушей – поспишь тогда, голубчик! – крикнул ему Васька.
По возвращении из магазина Васька спросил: куда?
– К тебе, - ответили грузчики.
– Но матушка! Ее вчера по телевизору показывали – антиалкогольная программа. Ко мне нельзя.
Но все же пошли. У матери огоньки по глазам побежали, как по спирту:
– Кошки на улице то каркают, как вороны, то…
Она ждала, когда ей предложат, но все молчали, тогда она сама предложила сделать закуску.
– Мама, тебе же нельзя выпить! Врач сказал: смертельно.
– А на том свете никто не подаст вообще.
Ей налили. Она заплакала:
– Спросили: как начала пить. Я говорю: приходят ко мне подруги Валя и Катя. Мы посидим, поговорим, потом Валя скажет: “А давайте выпьемте!” – “Ну, давайте”, – отвечаю… На другой день приходят Варя с Лилей. Варя говорит: “А давайте, женщины, выпьемте!” – “Ну, давайте!” Я же не знала, что это покажут по телевизору.
– А чего от них ждать!
– Давайте споем!
– Счас, за роялем сходить?
– Сходи, Вася, сходи.
Он пошел к соседу Михаилу, у которого была гитара – правда, без трех струн, но он и на ней умел.
– Вась, что я тебе скажу! – встретил его сосед. – Я сейчас три минуты пробыл в небытии!
Михаил от матушки набрался таких слов – “преподобной” Настасьи. Она звала сына не иначе, как “падший электрик”, а Ваську – “падший механик”.
Когда “падшие” электрик и механик уходили с гитарой, вслед понеслось:
– Ты куда, отерёбыш?
Миша в самом деле похож на отерёбыша: голова нечесаная и в пуху. Только они сели за стол, как вошла “преподобная” Настасья:
