После того, как двое суток сосала лимон от дурноты, губы распухли и болят, как после ночи первых поцелуев в юности. Ведь были же времена, когда мне не угрожали, а обиды приходили самые обычные, житейские, как эти поцелуи с человеком, который на следующий день уже почему-то со мной не разговаривал. Потом он уехал из поселка и повесился, не выдержав оскорблений в вытрезвителе, куда он попал случайно.
Взяла у соседки листок фиалки — необыкновенной красы. Посадила в горшок. Видимо, жить буду?
* * *
Журнальный зал | Континент, 2009 N142 | Нина ГОРЛАНОВА, Вячеслав БУКУР
Нина ГОРЛАНОВА, Вячеслав БУКУР — родились в Пермской области. Закончили филологический факультет Пермского государственного университета. Авторы “Романа воспитания”, в 1995 году признанного лучшей публикацией “Нового мира”, повестей “Учитель иврита”, “Лидия и другие”, “Тургенев — сын Ахматовой” и др. В 1996 г. вошли в shortlist претендентов на букеровскую премию. Печатались в журналах “Звезда”, “Знамя”, “Новый мир”, “Октябрь”. Постоянные авторы “Континента”. Живут в Перми.
Нина ГОРЛАНОВА, Вячеслав БУКУР
Охотник Витя
Пили ли вы, читатель, в небольшой компании нано-водку? Наш гость — охотник Витя — поставил бутылку на стол и вслух проскандировал надпись на этикетке:
— “Выпущено с использованием новейших нанотехнологий”.
Мы с ним познакомились на нашей свадьбе — бардесса Полюдова пришла с Витей как с женихом, чем удивила всех…
Сейчас у него по-прежнему припухшие веки, которые сильно молодят, но уже добавились седоватые имперские усы. Роскошные! Странное, рвущее взгляд зрелище — пейзаж его большого лица. Но это не главное. Главное: уже нет на нем того вдохновения, которое обещало нам… нет, не писателя, а кого-то вроде великого Торо, наблюдателя леса или другого сэнсэя природы живой.
Галстук-бабочка на шее старого кувшина пытается унести нас куда-то в сторону торжественности.
Выпив, Витя говорит по-английски две фразы: “ес, май диэ”, “лэтс гоу”. Видно, что внутри он уже денди, сэр, сенкъюверимач.
Мы знаем и его сестру. Он — Витя Стоножко, а она — Вика Стоножко. Так вот Вика тогда, как бы невзначай, вспыхивала анекдотами по поводу бардессы нашей:
— Мужик рассказывает о своей жене: “Такая она у меня хрупкая, ручки, как хворостиночки, ножки — крошки… Как е-у, так и плачу!”
Полюдова, да, была и есть такая хворостинка, но объем какой в голосе. Как говорил один физик- пятикурсник:
— Этот голос внутри больше, чем снаружи. Разворачивается, как вселенная.
Она все какие-то балахоны носила, будто занавески ухватила и завернулась. Они ее увеличивали внешне.
После анекдота про ножки-крошки Витя брал минутную паузу и все равно уплывал к бардессе. А сестре приходилось бессильно смотреть ему вслед: как они несовместимы! Тот обглодыш и этот молодой тополь, гитара и ружье! А столько лет строили клан, поднимались по лестнице, облагораживали административное пространство — расставляли по нужным местам породистых дядьев-теток!
— Мой невинный, нецелованный Витька, он же никогда не разведется, он будет везти на себе все, — так говорила она нам и добавляла: — Он ее не любит, а просто хочет ее талант опекать: мол, она так сломается — ее должна подпереть семья!
Они поехали на свадьбу в город К., где тогда учился Витя. Он еще Виолу вез щедро — новую соседку родителей по площадке — познакомить с другом. Эта Виола — платье в цветочек, глазки в листочек — с сосудистым пятном на шее, но платиновая блондинка. Витя предупредил свою бардессу про родимое пятно Виолы: мол, в дороге нужно поосторожнее, если стресс — пятно у Виолы вспыхивает ярко-красным светофором, и начинается истерика…
Еще в поезде все и кончилось. Он говорил только с Виолой, Полюдова молчала вместе со своей гитарой... Потом он позвал их в ресторан, а Полюдова завернулась еще в шаль, вдобавок к балахону. Он радостно показал всем видом: чур, я не виноват! И с Виолой ушел. Когда они вернулись, начался скандал, мучительное битье гитары. Он пытался спасти нежный инструмент, а потом сказал:
— Я думал: ты человек, хотел служить твоему таланту… Чуть меня не обманула! Еще ревновать! А ведь мы не поженились даже!
Ну, в общем, приехали. Полюдова в общежитии принялась выбрасываться с третьего этажа, Витька попросил ребят сделать все, чтобы она уехала, и ушел в тайгу. В одной рубашке. Никто не встревожился — конец августа был в том году жарким.
Когда Полюдова вернулась в Пермь, сразу позвонила родителям Вити — в два часа ночи. Отец закричал: щенок у меня сын, сволочь! Он послал Вику сначала к нам. Потом по всей Перми. На такси она исколесила весь город, и уже под утро ее навели на аспирантское общежитие. Так и есть, сидит Полюдова, обложенная аспирантками и аспирантами разных наук. Увидела Вику, добила одним вздохом сигарету, замахнула полстакана, упала на колени:
— Прости! Я же над тобой столько издевалась — хамила, могла прийти и как заору: заткнись!
Тут она принялась за старое, но с вариантами: то сама с четвертого этажа хотела прыгать, то Вику в окно пихала…
Еще к обеду позвонили из города К.:
— Витька ушел в тайгу и пропал, его весь институт ищет.