— Папа заразил маму.

— Гриппом? — произнесла Валентина внушающим голосом.

— Наверно, — вежливо ответил Волька и посмотрел на нее взглядом, говорящим: не все ты в этой жизни понимаешь, глупая добрая тетя Валя.

Мама Вольки вернулась, и Валентина стала громко вспоминать первое попавшееся: мол, оттого, что вашего кота звали Кот, у вас был семейный юмор: “Наш наш кот Кот любит любит мишку Мишку”…

И мишка Мишка из бархата тут же сидел на диване в судорожной позе игрушки, кося зелеными бусинами: “Да уж, из-за ваших глупостей не увижу я кота”.

Валентина поцеловала Вольку и отправилась домой. Но зазубренные страдания по этому ребенку кусали с такой силой, что она не сразу поняла, что говорит ей Гриша (как всегда, почесывая ладонь от аллергии).

— Как в Германию? — переспросила она, распуская на ночь длинные фиолетовые волосы — они у нее вьются, как воздушная, испаряющаяся сирень.

— Ма, я тебе говорил: шеф обещал мне стажировку. Тема диссертации: “Холокост в искусстве”!

— Ты же бьешься с теми, кто отрицает убийство половины евреев... А в Германии сейчас никто не спорит.

Он наморщил лоб, стараясь походить на отца-альпиниста, который хотел походить на Бельмондо, погонял губы вправо-влево и сказал:

— Я же тебе давал свою статью, мама.

Конечно, давал, и Валентина пыталась ее читать, но статья была написана в соавторстве с шефом, там ничего не разобрать: интеллигибельный, интенция, эскепизм, контемпоральный… И все же хотела она это тугое научное тесто вымесить и осилила треть.

А там ударила ее в висок фраза: “Нужно осмыслить холокост как уникальное явление…”

Эх, все не то! Не так!

Убивают — и уникальное!

Валентина бы написала: “адское явление”. Или “сатанинское”.

А эти ученые — они же как дети. Думают, что всегда нужны научные термины…

Но Гриша такой сложный, поэтому она только встрепенулась виновато:

— Как же, я прочла… и как Персию переименовали в Иран, чтобы угодить Гитлеру. Ведь “Иран” в переводе означает “арийский”.

Сын покачал головой:

— Если ты вышла замуж за еврея, то понимаешь: наш народ был принесен в языческую жертву.

— Отец твой не так говорил. Он считал: если бы Гитлер не ополчился против евреев, то гениальные физики не бежали бы, а создали для фашистов атомную бомбу, и могло быть еще хуже… Вместо мира была бы ямка, и отбросило бы нас на десять тысяч лет.

Гриша весь потемнел, ладонь в кровь расчесал:

— Отца часто посещали безумные идеи. Ничего себе: мир спасли холокостом!

Она решила перебить это потемнение, которое вот-вот распространится на все. Зачастила, с испугом швыряя слова:

— Да ладно, от отца тебе достались рост, стать, ум. Квартира эта московская, ну, конечно, деда уже твоего по отцу…

Гриша посмотрел на мать: мол, да, квартира, но перепала она деду как потомку красного комиссара.

Через неделю Гриша уехал в Германию. И Вольку увезли, и сын уехал. Это, думала Валентина, мне наказание, что я больше любила чужого детеныша, чем своих внуков. Но Господи! Как же их все время любить, если они бесконечно кричат и нагоняют гипертонию!

Стала она кормить ворон каждый день, но мало, мало этого. Однажды в подъезде увидела меланхоличного кота-подростка, мосластого, как Гриша. Он подошел к ней породистой походкой, задрал голову и молча отсканировал будущую хозяйку. Валентина назвала его Базилем, но иногда он был Василий.

Перезванивались с Гришей все время, он старался как-то развлечь мать: здесь немки чаще бьют мужей, чем наоборот.

Она вздыхала:

— А у нас мужики — потомки победителей, вот они руки-то и распускают до сих пор…

На третий день Валентина так заскучала по сыну, что набрала на Яндексе слово “холокост”, и ей высыпались два миллиона страниц по этой теме!

Через час чтения боль стекала прямо со стен.

Она остановилась, отдышалась и решила: начну делать ремонт и еще поживу.

Тут нужно сказать, что у обеих московских подруг Валентины были одинаковые имена, только одну звали Лиза-черная, а другую — Лиза-светлая. Лиза-светлая позвонила и завосклицала:

— Какой ремонт, когда Шагал! В Третьяковку привезли!

А Лиза-черная пришла в гости, села в кресло (она всегда вязала что-то фиолетовое) и сразу стала