твоя. Легко сказать: “Доходишь”! Витя, словно назло кому-то, с такой яростью стал ухаживать за инженером, что рак легкого отступил. Правда, совсем ненадолго. Теперь квартира принадлежала семье Бондаренко, можно было ехать за семьей и детьми, но Витя почему-то не радовался. Хотя – три комнаты, кухня, кладовая, сени, в общем, половина большого совхозного дома. Да еще участок с фруктовыми деревьями да двумя грецкими. Орехи инженер посадил давно, но поскольку расти им было не год и не два, в этом году плоды появились впервые.

Ночью в самом деле ударил мороз, а в среду выпал обильный снег, который все шел и шел, к четвергу он превратился в дождь, лил целый день, в пятницу вся донская земля оттаяла, на субботу расцвели многолетние цветы.

Солнце с утра грело как заводное: в тени плюс тридцать. День начинался странно: дети все как один с необыкновенной охотой убежали в школу, агрономша родила двойню. Кроме того, воздух на улице отдавал какой-то химической одурью, дикторы радио и телевидения запинались на самых простых словах, а Гриша-Шиша приобрел где-то сапоги. Он зашел в магазин, осмотрел ассортимент и приветствовал продавщиц следующими словами:

– Консервы в томате

Да три ббб-бабы в халате.

На букве “б” он словно всегда колебался в выборе слова. Продавщицы привычно повозмущались, а потом растерялись: на ногах у Гриши новенькие сапоги – он вообще-то круглый год ходил в комнатных тапочках. На вопрос – зачем? – Гриша отвечал, что могут ноги оттоптать, а больше ничего не пояснял.

В час дня из дома вышел на привычную прогулку восьмидесятилетний дед Черников, старый казак. Он всегда брал с собой шашку, на которую опирался, как на трость. Встречая кого-нибудь, он начинал небрежно помахивать ею, будто в опоре совсем не нуждался. Принято было обращаться к нему с бравым вопросом: “Куда бежишь?” – И дед неизменно отвечал: “На кладбище”. – “Но ты ведь еще живой?” – “А что толку-то!” – восклицал казачина и шел дальше, уже не размахивая шашкой, а опираясь на нее.

Сегодня он в самом деле направился в сторону нового кладбища, прошел половину пути, как вдруг с автомагистрали на большой скорости вывернули “Жигули” и чуть не сбили его. Дед очумело повернул назад, а машина, въехав в село, остановилась возле инженерова дома. В это время из школы напротив вырвалась орава мальчишек и окружила приехавших плотным кольцом, иные смельчаки стучали по крыше автомобиля портфелями и пинали ногами колеса. Жена инженера, ее зять и дочь вышли из машины. Стали разгружать вещи. Зять еще доставал разобранную детскую кроватку, а инженерша с дочерью и маленькой внучкой уже направились в дом. У них был вид такой: а что, ничего особенного...

Как только открыли дверь, в нос им ударил свежий запах химии, да столь мощный, что войти внутрь решилась одна дочь. Глазам ее открылась такая картина: закутанный в цветастый платок мужчина с баллончиком “Примы” в одной руке и “Дихлофосом” в другой темпераментно выводил на стене направленной струйкой яда: “Смерть кровососам!” Судя по всему, этим заклинанием он оканчивал операцию, потому что все обои были мокрыми, с потолка капало, а на полу валялось более десятка пузырьков из-под отравляющих веществ. Сухой была лишь миниатюра с бравым казаком Мамаем. Выморенных насекомых видно не было, зато человек в платке уже покачивался.

– А где мой папочка? – спросила дочь деланно трогательным голоском.

Человек в платке обернулся, грозно наставил на нее свои флаконы, потом рассмеялся:

– Инженер? А они переехали. – После чего он выжал остатки “Примы” на пол, свалился на стул и сделал жест: уходите, не мешайте.

Тут жена инженера, слышавшая все, решительно распахнула дверь.

– Ты у меня пошутишь! – закричала она и зажала нос. – Я, между прочим, его жена!

– Бывшая.

– Мы не разводились.

– Бог вас развел.

Тут девочка у нее на руках заплакала, инженерша побежала в другие комнаты, но и там нашла только мокрые обои и подсыхающие надписи: “Но пасаран!” и “Химия, химия – вся за... (дальше высохло) синяя”.

Вошел зять с двумя чемоданами и пуховиком под мышкой. Поморщился, быстро сориентировался в обстановке и предложил отправиться на совещание в машину. Чемоданы он оставил, а пуховик так и унес обратно. Выходя, все трое вразнобой кричали насчет того, что квартира принадлежит им – они не выписаны.

Во дворе, кроме мальчишек, забравшихся на ореховые деревья, было уже несколько соседей, в том числе известный красавец и холостяк Вовка Бендега. Со словами “суббота, два часа дня, а я еще как дурак трезвый хожу” он пошел на инженершу и стал намекать насчет денег: мол, нес гроб полдороги, а погода очень ветреная. Жена спросила:

– Сколько тебе надо, колдырь?

Он загнул десятку, на что получил ответ: это не деньги, деньги начинаются с двадцати пяти. Тут семейство нырнуло в машину, и Вовка остался ни с чем.

– А пошла ты на год! – крикнул он, смакуя новое, привезенное из райцентра выражение. Он не заметил, как задел возмущенным локтем деда Черникова с шашкой. Дед возмутился:

– Что за день, понимаешь...

– Понимаешь, когда вынимаешь. Давай сюда! – Вовка забрал шашку и опробовал ее ногтем на предмет годности – увы, она была безнадежно тупа. Он приказал старику наточить ее, а сам пошел искать Гришу- Шишу, чтобы удостовериться насчет сапог. Действительно – в сапогах! Все глядели на Гришу с удивлением, а он как ни в чем не бывало завел светский разговор:

– Жарко было утерком,

А тут приехали с ветерком.

Чего вам здесь стоять –