– Что ты будешь делать?
– Ох… – много чего, наверное. Меня же Ксаррон ждёт не дождётся, чтобы отволочь за ухо к Танарит на Пробуждение. Что я там забыл? Ничего, но этикет обязывает. – Есть кое-какие заботы, с которыми, кроме меня, никто не справится. Хотя бы потому, что это целиком и полностью МОИ заботы.
– А потом?
– Потом? – я снова что-то упустил? Старею, старею.
– Кайа будет ждать тебя весной.
– А ты-то откуда знаешь?
– Она и не скрывала… – невинно улыбается эльф. – Всё равно тебе придётся приехать!
– Так уж и быть… Веди себя хорошо!
– Уже уходишь?
– Да. Мне надо ещё кое-кого навестить.
– А почему мне с тобой нельзя?
– Потому! – стараюсь казаться строгим и взрослым. Получается не очень-то: Мэй смотрит на меня так хитро, что, выходя из дома, я раз пять проверяю, не идёт ли за мной некто с длинным ушами и не менее длинным носом, который старается засунуть во все мои дела.
Укрывшись от ветра в укромном закутке, я развернул письмо, торжественно врученное мне Равелью «для передачи лэрру в собственные руки». Можно было, конечно, вернуться домой или заняться чтением в каком-нибудь трактире, но… Показывать кузену письма, предназначенные только для моих глаз, не хотелось, а насчёт увеселительных заведений… Денег мне никто давать не собирался, посему болтаться по городу я мог только до вечера, а потом должен был осчастливить своим появлением дом «милорда Ректора», чтобы не остаться ночевать на улице – погода, кстати, совершенно к тому не располагала: слегка потеплело, но зато выпал свежий снег, противно скрипевший под ногами и намеревающийся в скором времени (если не ударит мороз) превратиться в вязкую кашицу, пропитавшись водой…
«Дорогой Ив – Вы позволите мне так Вас называть? – я счастлива! Это так странно, ведь за всю свою жизнь я ни разу не чувствовала, что могу взлететь. Просто выйти за дверь – и взлететь! Вы будете надо мной смеяться, конечно… Вы всегда надо мной смеётесь, но мне не обидно, потому что я знаю: Вы – очень добрый человек. И очень хороший. Ведь только благодаря Вам я встретила того, кто… Наверное, я влюбилась, Ив. Мэвин такой… такой юный, но уже такой умный! И он… кажется, я ему тоже небезразлична! Но если бы Вы тогда не поговорили с ним во дворце, он бы не пришёл в наш дом и не… Я безумно счастлива! И несправедливо, что Вы не можете разделить счастье со мной… Я буду молиться за Вас, Ив – за то, чтобы Вы поскорее выздоровели и чтобы… чтобы в Вашей жизни появилось такое же счастье, как в моей! Двери моего дома будут открыты для Вас всегда! Возвращайтесь!»
Милая девочка, зачем мне двери? Ты открыла передо мной своё сердце, и это куда драгоценнее. Куда больше, чем я мог мечтать. Надеюсь, у тебя всё будет хорошо, и у Мэвина – тоже. В твоей любви я не сомневаюсь, а парень… Он должен понять. Потому что, если не поймёт, я вернусь и задам ему хорошую трёпку!
Лавка иль-Руади встретила меня привычным перезвоном колокольцев, которые я, мысленно ухмыльнувшись, снова отправил в полёт только одному мне известной и приятной мелодии. И шарканье туфлей старого Мерави вперемешку с руганью лишь заставило затаенную улыбку появиться на свет.
– Ах, негодник, опять ты за своё!
– Именно, h’anu22. Именно я и именно – за своё. Хозяин – дома?
– Ай-вэй, какие мы важные! Только с хозяином и хотим говорить! – чёрные жемчужинки глаз в сморщенных раковинах век блеснули укоризненно, но я знал: это не более чем притворство, потому что старик рад меня видеть. И особенно рад тому, что я снова стал таким же, как и был. Ну, почти таким же
– Так позовешь хозяина?
– Всё бы тебе мои старые кости гонять… – Мерави начал очередной виток старческих причитаний, но ему помешали продолжить нытьё:
– Кто там?
Дверные занавески раздвинулись, являя нашим взглядам стройную фигуру, закутанную… Впрочем, вру: совсем НЕ закутанную.
Надо сказать, что в Южном Шеме женщины редко показывают свои прелести внешнему миру, расцветая только за высокими стенами домов своих отцов и мужей, но уж там… О, там они стараются изо всех сил превзойти красотой знаменитую песчаную лилию, за один бутон которой х’аиффа наделяет счастливчика, добывшего цветок, горстью золота! Йисини, кстати, тоже женщины, и им не чуждо стремление к украшательству собственного тела одеждой или… её отсутствием, если тело само по себе – совершенство.
Такую Юджу я ещё не имел удовольствия видеть. Она была с ног до головы – ну, не целиком, конечно, а фрагментами – усыпана янтарем. Разного цвета – от светло-медового до почти пурпурного. Полупрозрачные и совершенно непрозрачные бусины, оправленные в желтый металл (скорее всего, золото, но даже боюсь предполагать, сколько тогда стоит сей наряд), змеями – тонкими и не очень – тепло струились по смуглой коже, где-то поддерживая полосы белоснежного шёлка, а где-то образовывая подобие деталей одежды. Я и раньше подозревал, что моя знакомая йисини – весьма привлекательная женщина, но теперь окончательно утвердился в своём подозрении. Привлекательная. Зрелая. Умная. И… не забывающая ничего, потому что перемена моего облика заставила тёмные глаза лишь на мгновение затуманиться, а потом… Потом я был удостоен ТАКОГО взгляда, что потерялся между «покраснеть» и «побледнеть».
– Кто почтил нас своим визитом сегодня? Что-то я не узнаю твоего лица, юноша.
– Будешь дурачиться, уйду сразу, – я развернулся, делая вид, что направляюсь к дверям, но руки Юджи уже лежали на моих плечах, а губы шептали прямо в ухо:
– Надо же, какой обидчивый… Уж и пошутить нельзя!
– Я пришёл попрощаться.
– Совсем? – легкая тревога – даже не в голосе или во взгляде, а в мелком дрожании пальцев.
– Представь себе. Вы тоже скоро уедете, не так ли?
– Да, после празднеств… Но ты же останешься!
– Нет, не останусь. У меня есть дела.
– И покинешь город?
– Да.
– Как печально… А я собиралась задержаться, – лукавое, но слегка запоздалое уведомление.
– Не стоит. Если, конечно, не найдёшь себе новую игрушку.
– Я никогда с тобой не играла!
– Знаю. Потому прошу: не играй и с другими… Это может быть опасно.
– Ты… Ты за меня беспокоишься? – теперь вздрогнул и взгляд.
– Немного. Всё-таки…
– Какой ты смешной! И милый, – йисини проводит ладонью по моей щеке. – Только грустный. Почему не веселишься? Хочешь, станцую? Хочешь? Это тебя развеселит!
Бедра Юджи игриво описывают круг.
– Разве ты не умеешь танцевать?
– Умею.
– Тогда что же тут может быть веселого? Не понимаю.
– Что-то случилось, да? – тёмные глаза смотрят так пристально, словно хотят проникнуть под маску, которую я ношу.
– Почему ты так думаешь?
– Я чувствую! Ты… напряженнее, чем был. Много напряженнее. Не спорь, так и есть! Не забывай, что я – воин, и для меня нет тайны в том, что касается битв. И прошлых, и будущих.
– Тогда ты – настоящая счастливица, – искренне завидую Юдже. Она замечает эту зависть и растерянно хмурится, а тонкие пальцы сжимаются на моих плечах ещё настойчивее:
