– И что?
– Она не позволяет себе стать для кого-то бесполезной обузой, – в словах Мастера столько боли, что я начинаю жалеть о своём нелепом любопытстве.
– Обузой? Но… Впрочем, могу её понять. Правда. Это больнее для нее, чем для тебя. И всегда будет больнее.
– Что ты имеешь в виду?
– Не знаю, как правильнее объяснить… Когда человек уверяется в том, что ущербен – независимо от причин, ему невозможно доказать обратное. Можно твердить тысячи раз, что он – самый красивый, самый умный, самый любимый, но даже крохотный изъян, который не дает ему быть похожим на всех остальных, беспощадным шипом колет сердце. А допустить, чтобы больно было кому-то ещё… Нет, на такое способны только бессовестные люди!
– Но она… всё равно причиняет мне боль, – почти беспомощный взгляд.
– МЕНЬШУЮ боль, и это – главное. Она не может подарить тебе наследника, но страстно желает, чтобы ты был счастлив. Забывая, что счастлив ты будешь только рядом с ней. Как это по-человечески. И как… печально.
Рогар молчит, изучая каменные плиты пола, потом поднимает глаза на меня:
– Да, ты знаешь всё и… про всех. Тебе нравится ТАК жить?
– Как?
– Объясняя и принимая любой чужой поступок?
– Не нравится. Но это лучше, чем что-либо другое. На мой взгляд.
Ещё одна пауза. Долгая и мучительная.
– А ты сам… Ты сказал, что понимаешь её… Это значит, что и ты несешь в своем сердце…
И не только в сердце, Мастер. Во всем теле. В каждом выдохе. В каждой слезинке. В каждой капельке пота на лбу… Серая тень Вуали застилает мой взор так часто и так подолгу, что я уже начинаю забывать, как мир выглядел изначально, когда мне ещё не приходилось бороться с самим собой. Но тебе это незачем знать, верно?
– Не принимай всерьёз всё, что я говорю! Я люблю пошутить, разве не видно?
– Любишь, – лёгкий кивок. – Только сейчас ты был совершенно серьезен.
– Откуда такая уверенность?
– Когда ты шутишь, в твоих глазах появляется эдакое странное чувство… Нет, не азарт, но что-то очень похожее. Словно ты готовишься нырнуть или уже нырнул в горную реку, и, хоть и понимаешь: выплыть будет очень трудно, но твёрдо знаешь, что должен это сделать, чтобы кроме тебя в воду никому не пришлось нырять.
– Ну, ты и завернул… – уважительно цыкаю зубом. – Без бочонка эля не разберёшься!
– Так в чём же дело? – подмигивает Мастер. – Тут за углом есть одно чудное местечко, да и Эри, наверное, уже заняла столик.
– Нет, сегодня пить не буду. Не хочу.
– Тебя что-то тревожит?
– Как сказать…
– Как есть, так и скажи, – хороший совет, кстати. Мудрый.
– Я сделал много всего и теперь не знаю, что получится.
– Из чего конкретно? – Рогар мгновенно переходит на деловой тон.
– Видишь ли… Я закончил с принцем.
– Совсем? – нарочито округленные глаза заставляют меня устало вздохнуть:
– Ну и кто из нас – шут?
– Прости, не удержался… Что ты имел в виду?
– Кружево Дэриена приведено в норму и может снова быть инициировано.
– Это… невозможно!
– Невозможно заставить солнце двигаться задом наперёд! Хотя… – начинаю в уме прикидывать варианты, и Мастер, видя на моем лице глубокомысленную мину, качает головой:
– Ладно, проверять не буду.
– И не надо… Лаймар обещался провести Инициацию, как полагается.
– Лаймар?
– Ну да. Вполне подходящий для этого маг. И инструкции у него есть.
– Какие инструкции?
– Из дневника его учителя.
– Лара?
– Лара, мура… Прекрати перебивать! У меня и так мысли путаются.
– Хорошо. Слушаю дальше, – соглашается Мастер, и делает это так быстро и охотно, что сразу понятно: своим любопытством он командовать не в состоянии. Впрочем, и правильно: на таком посту, да при такой жизни нужно быть любопытным. И даже очень нужно!
– Так вот, принц здоров полностью. За сим я прекращаю наше с ним общение.
– Хм… Что-то мне не нравится настроение, с которым ты это сказал, – замечает Рогар. – Есть какие-то неприятные подробности?
– Да нет… Просто… Я узнал, что из-за него погибла девушка.
– Из-за него?
– Ну… Формально – нет, а фактически… Да. Он мог предотвратить эту смерть. Если бы захотел.
– Если не секрет, кто эта…
– Некая Вийса.
– О! – Мастер нехорошо замолкает, и право удара получаю я:
– Это правда?
– Правда? О чем ты?
– Дэриен спал с ней, а потом бросил?
– М-м-м-м…
– Значит, правда. Собственно, у меня не было причин сомневаться, но…
– Кто тебе сказал?
– Милорд Ректор.
– А! – реплики Рогара становятся всё короче, и это начинает меня раздражать.
– Может, хватит?
– Что?
– Нечленораздельно мычать! Я могу продолжить и рассчитывать на внятную реакцию?
– Разумеется!
– Хорошо… По поводу Шэрола мы уже говорили. Остаётся Роллена.
– И что с ней?
– Она – стерва!
– Это для тебя открытие? – невинно приподнятая бровь.
– Это – НЕПРИЯТНОЕ открытие! Девица нуждается в строгом присмотре, иначе…
– Боишься, что она снова попытается отомстить?
– Не боюсь, знаю. Правда, легче обеспечить безопасность потенциальных жертв, чем справиться с самим источником угрозы… Ты можешь позаботиться о доме Агрио?
– Ага! О Шэроле, о графинях, о Мэвине, о принце… Я никого не забыл? – ехидничает Мастер.
– Вроде бы, нет.
– Вот что, парень! Я не могу ходить за тобой и подметать черепки разбитой посуды! У меня, знаешь ли, своих дел невпроворот.
– Позволь напомнить: если я являюсь твоей собственностью, то все мои трудности – твои трудности, – изображаю самую добрую улыбку, на которую способен. Правда, люди, когда её видят, считают, что я над ними издеваюсь.
– Ах, так? Значит, ты с самого начала… – Рогар начинает прозревать. Слишком поздно, дяденька, слишком поздно.