приведенной»), and while the children, after their manner, struck an acquaintance (и пока дети по своей манере = по-своему знакомились; to strike an acquaintance — завязать знакомство), the mothers indulged in the talk of mothers and drank tea from cups so fragile (матери не отказывали себе в беседе матерей и пили чай из чашек таких хрупких; to indulge — удовлетворять свои желания, не отказывать себе /в чем-либо/) that Jees Uck feared lest hers should crumble to pieces beneath her fingers (что Джиз Ак боялась, как бы ее /чашка/ не раскрошилась на кусочки под ее пальцами). Never had she seen such cups, so delicate and dainty (никогда не видела она таких чашек, таких изящных и изысканных). In her mind she compared them with the woman who poured the tea (в своих мыслях она сравнила их с женщиной, которая наливала чай), and there uprose in contrast the gourds and pannikins of the Toyaat village and the clumsy mugs of Twenty Mile (и в противоположность возникли /в памяти/ сосуды из высушенных и выдолбленных тыкв, и миски поселка тояатов, и грубые кружки Двадцатой Мили), to which she likened herself (к которым она приравняла себя; to liken to — уподоблять; сравнивать; приравнивать). And in such fashion and such terms the problem presented itself (и таким образом и в таком выражении представилась проблема; to present — представлять, являть собой). She was beaten (она была побеждена; to beat — бить; побеждать, побивать; превосходить). There was a woman other than herself (была = нашлась женщина, отличная от нее) better fitted to bear and upbring Neil Bonner's children (лучше подходящая для того, чтобы рожать и воспитывать детей Нила Боннера). Just as his people exceeded her people (в точности как его народ превзошел ее народ), so did his womankind exceed her (так и его /этого народа/ женщины превзошли ее). They were the man compellers (они были покорительницами мужчин), as their men were the world compellers (в то время как их мужчины были покорителями мира). She looked at the rose-white tenderness of Kitty Bonner's skin and remembered the sun-beat on her own face (она посмотрела на розово-белую нежность кожи Китти Боннер и вспомнила дубленую солнцем /кожу/ на своем собственном лице). Likewise she looked from brown hand to white (подобным же образом она перевела взгляд с коричневой руки на белую) — the one, work-worn and hardened by whip-handle and paddle (одна /была/ натруженной и огрубелой от кнутовища и весла; whip — кнут; handle — рукоятка), the other as guiltless of toil and soft as a newborn babe's (другая — такой же не знающей тяжелого труда и нежной, как у новорожденного ребенка; guiltless — не знающий, не умеющий; guilt — вина). And, for all the obvious softness and apparent weakness (и, несмотря на явную мягкость и кажущуюся слабость), Jees Uck looked into the blue eyes and saw the mastery (Джиз Ак заглянула в голубые глаза и увидела властность) she had seen in Neil Bonner's eyes and in the eyes of Neil Bonner's people (которую она /уже/ видела в глазах Нила Боннера и в глазах народа Нила Боннера).
Kitty caused her daughter to be brought, and while the children, after their manner, struck an acquaintance, the mothers indulged in the talk of mothers and drank tea from cups so fragile that Jees Uck feared lest hers should crumble to pieces beneath her fingers. Never had she seen such cups, so delicate and dainty. In her mind she compared them with the woman who poured the tea, and there uprose in contrast the gourds and pannikins of the Toyaat village and the clumsy mugs of Twenty Mile, to which she likened herself. And in such fashion and such terms the problem presented itself. She was beaten. There was a woman other than herself better fitted to bear and upbring Neil Bonner's children. Just as his people exceeded her people, so did his womankind exceed her. They were the man compellers, as their men were the world compellers. She looked at the rose-white tenderness of Kitty Bonner's skin and remembered the sun-beat on her own face. Likewise she looked from brown hand to white — the one, work-worn and hardened by whip-handle and paddle, the other as guiltless of toil and soft as a newborn babe's. And, for all the obvious softness and apparent weakness, Jees Uck looked into the blue eyes and saw the mastery she had seen in Neil Bonner's eyes and in the eyes of Neil Bonner's people.
'Why, it's Jees Uck (да ведь это Джиз Ак)!' Neil Bonner said, when he entered (когда он вошел). He said it calmly (он сказал это спокойно), with even a ring of joyful cordiality (даже с отзвуком радостной сердечности; cordiality — сердечность; радушие), coming over to her and shaking both her hands (подойдя к ней и пожав обе ее руки), but looking into her eyes with a worry in his own that she understood (но заглянув в ее глаза с беспокойством в своих собственных, которое она поняла).
'Hello, Neil (привет, Нил)!' she said. 'You look much good (ты очень хорошо выглядишь).'
'Fine, fine, Jees Uck (отлично, отлично, Джиз Ак),' he answered heartily (ответил он от всего сердца), though secretly studying Kitty for some sign of what had passed between the two (хотя тайком рассматривал Китти в поисках какого-нибудь знака о том, что произошло между /ними/ двумя). Yet he knew his wife too well to expect, even though the worst had passed, such a sign (однако он знал свою жену слишком хорошо, чтобы ожидать такого знака, даже если произошло самое худшее).
'Well, I can't say how glad I am to see you (ну, я не могу сказать, как я рад видеть тебя),' he went on (продолжал он). 'What's happened (что случилось)? Did you strike a mine (ты открыла месторождение = нашла золотую жилу; to strike — открыть, обнаружить)? And when did you get in (а когда ты прибыла; to get in — прибывать, приходить)?'
'Why, it's Jees Uck!' Neil Bonner said, when he entered. He said it calmly, with even a ring of joyful cordiality, coming over to her and shaking both her hands, but looking into her eyes with a worry in his own that she understood.
'Hello, Neil!' she said. 'You look much good.'
'Fine, fine, Jees Uck,' he answered heartily, though secretly studying Kitty for some sign of what had passed between the two. Yet he knew his wife too well to expect, even though the worst had passed, such a sign.
'Well, I can't say how glad I am to see you,' he went on. 'What's happened? Did you strike a mine? And when did you get in?'
'Oo-a, I get in to-day (о-э, я прибывать сегодня),' she replied (ответила она), her voice instinctively seeking its guttural parts (при этом ее голос инстинктивно прибегал к своим гортанным частицам; to seek — искать; прибегать /к чему-либо/; обращаться /за помощью/). 'I no strike it, Neil (я не найти ее, Нил). You known Cap'n Markheim, Unalaska (ты знал капитана Маркхейма с Уналашки)? I cook, his house, long time (я готовить в его дом, долго). No spend money (не тратить деньги). Time-by, plenty (со временем, куча). Pretty good, I think, go down and see White Man's Land (довольно здорово, я думаю, поехать и повидать Землю Белого Человека). Very fine, White Man's Land, very fine (очень красивая, Земля Белого Человека, очень красивая),' she added (добавила она). Her English puzzled him (ее английский озадачил его), for Sandy and he had sought, constantly, to better her speech (ибо Сэнди и он старались постоянно исправлять ее речь; to better — улучшать; поправлять, исправлять, совершенствовать), and she had proved an apt pupil (и она была способной ученицей; to prove — доказывать; оказываться). Now it seemed that she had sunk back into her race (теперь казалось, что она опустилась обратно к своей расе). Her face was guileless, stolidly guileless, giving no cue (ее лицо было бесхитростным, бесстрастно простодушным, не дающим никаких намеков). Kitty's untroubled brow likewise baffled him (спокойное выражение лица Китти тоже сбило его с толку; to trouble — беспокоить, тревожить; to baffle — расстраивать; сбивать с толку). What had happened (что случилось)? How much had been said (сколько было /уже/ сказано)? and how much guessed (и сколько отгадано; to guess — гадать; отгадать)?
