was a new man under his skin, with a grip on things and a seriousness and control. His old companions were amazed when he declined to hit up the pace in the good old way, while his father's crony rubbed hands gleefully, and became an authority upon the reclamation of wayward and idle youth.
For four years Neil Bonner's mind had lain fallow (на протяжении четырех лет разум Нила Боннера лежал под паром = отдыхал; fallow — невспаханный, невозделанный /о земле/; незасеянный, не занятый под культуру; неразвитой /о человеке/; to lie fallow — лежать под паром). Little that was new had been added to it (немногое /из того/, что было новым = мало нового добавилось в него), but it had undergone a process of selection (но он = разум подвергся процессу отбора). It had, so to say, been purged of the trivial and superfluous (он был, так сказать, очищен от банального и ненужного). He had lived quick years, down in the world (он прожил недолгие годы на задворках мира; quick — недолго длящийся; down — ниже по /расположенный внизу или в более отдаленном месте/); and, up in the wilds (и вдали в дикой местности), time had been given him to organize the confused mass of his experiences (ему было дано время упорядочить смешанную массу его впечатлений; to organize — организовать, систематизировать). His superficial standards had been flung to the winds and new standards erected on deeper and broader generalizations (его поверхностные критерии были отброшены на все четыре стороны, а новые критерии были построены на более глубоких и более фундаментальных обобщениях; to fling — бросаться; бросать; to the winds — на все четыре стороны; broad — широкий; главный, основной). Concerning civilization (что касается цивилизации), he had gone away with one set of values (/то/ он ушел с одним набором ценностей), had returned with another set of values (/а/ вернулся с другим /набором ценностей/). Aided, also, by the earth smells in his nostrils and the earth sights in his eyes (к тому же, благодаря запахам земли в ноздрях и образам земли в глазах), he laid hold of the inner significance of civilization (он овладел внутренним смыслом цивилизации; to lay hold of — завладеть; hold — схватывание; владение, обладание), beholding with clear vision its futilities and powers (замечая ясным видением ее поверхностность и могущество = ее несущественные и существенные стороны; futility — тщетность; пустота, поверхностность; power — сила, мощь; могущество; способность, возможность). It was a simple little philosophy he evolved (это была простая небольшая философия, которую он вывел = он вывел простую небольшую философию; to evolve — развертывать, раскручивать; развивать, выводить /теорию и т. п./). Clean living was the way to grace (непорочная жизнь /была/ путем к благодати). Duty performed was sanctification (исполнение долга /было/ искуплением/очищением от греха; to sanctify — освящать, благословлять; очищать от греха, совершать обряд очищения). One must live clean and do his duty in order that he might work (один = человек должен жить непорочно и выполнять свой долг, с тем чтобы он мог работать; clean — чистый; непорочный, целомудренный). Work was salvation (труд /был/ спасением /в религиозном смысле, спасением души/). And to work toward life abundant, and more abundant (а трудиться в направлении = ради обильной и еще более обильной жизни), was to be in line with the scheme of things and the will of God (было = означало в точности следовать устройству вещей = устройству мира и воле Божьей; to be in line with — точно следовать /идеям, принципам и т.д./; scheme — план, проект; программа; схема; система; построение; структура, устройство).
For four years Neil Bonner's mind had lain fallow. Little that was new had been added to it, but it had undergone a process of selection. It had, so to say, been purged of the trivial and superfluous. He had lived quick years, down in the world; and, up in the wilds, time had been given him to organize the confused mass of his experiences. His superficial standards had been flung to the winds and new standards erected on deeper and broader generalizations. Concerning civilization, he had gone away with one set of values, had returned with another set of values. Aided, also, by the earth smells in his nostrils and the earth sights in his eyes, he laid hold of the inner significance of civilization, beholding with clear vision its futilities and powers. It was a simple little philosophy he evolved. Clean living was the way to grace. Duty performed was sanctification. One must live clean and do his duty in order that he might work. Work was salvation. And to work toward life abundant, and more abundant, was to be in line with the scheme of things and the will of God.
Primarily, he was of the city (первоначально он был из большого города = городским). And his fresh earth grip and virile conception of humanity gave him a finer sense of civilization and endeared civilization to him (и его свежее осмысление земли и зрелое понимание человечества дало ему более тонкое восприятие цивилизации и внушило ему любовь к цивилизации; virile — мужской; зрелый; to endear — заставить полюбить; внушить любовь). Day by day the people of the city clung closer to him and the world loomed more colossal (день за днем люди большого города ближе льнули к нему, и мир разрастался = становился более громадным; to loom — маячить; разрастаться). And, day by day, Alaska grew more remote and less real (и день за днем Аляска становилась более далекой и менее реальной). And then he met Kitty Sharon (и тогда он встретил Китти Шэрон; to meet) — a woman of his own flesh and blood and kind (женщину от его /собственной/ плоти, крови, и племени; kind — вид; племя; происхождение); a woman who put her hand into his hand and drew him to her (женщину, которая вложила свою руку в его и тянула его к себе), till he forgot the day and hour and the time of the year the first snow flies on the Yukon (пока он не забыл день, и час, и время года, когда на Юконе летит первый снег).
Primarily, he was of the city. And his fresh earth grip and virile conception of humanity gave him a finer sense of civilization and endeared civilization to him. Day by day the people of the city clung closer to him and the world loomed more colossal. And, day by day, Alaska grew more remote and less real. And then he met Kitty Sharon — a woman of his own flesh and blood and kind; a woman who put her hand into his hand and drew him to her, till he forgot the day and hour and the time of the year the first snow flies on the Yukon.
Jees Uck moved into her grand log-house and dreamed away three golden summer months (Джиз Ак переехала в свой великолепный дом из бревен и провела в мечтах три золотых летних месяцах; to dream away — проводить в мечтах). Then came the autumn, post-haste before the down rush of winter (затем наступила осень, поспешно перед пуховым натиском зимы; down — пух, пушок; rush — стремительное движение, бросок, напор, натиск, наплыв). The air grew thin and sharp (воздух стал разряженным и резким), the days thin and short (дни тусклыми и короткими; thin — тонкий; тусклый). The river ran sluggishly, and skin ice formed in the quiet eddies (река бежала лениво, а в тихих маленьких омутах образовалась пленка льда; sluggish — вялый; ленивый; eddy — маленький водоворот, воронка). All migratory life departed south (вся мигрирующая жизнь отправилась на юг), and silence fell upon the land (и на землю опустилась тишина). The first snow flurries came (пришли первые снегопады), and the last homing steamboat bucked desperately into the running mush ice (и последний возвращающийся домой пароход брыкался отчаянно в подвижном кашеобразном льду). Then came the hard ice, solid cakes and sheets (затем пришел твердый лед, сплошные куски и широкие полосы; solid — твердый; сплошной), till the Yukon ran level with its banks (пока Юкон не стал вровень со своими берегами; to run — бежать; становиться, делаться). And when all this ceased the river stood still and the blinking days
