Лайле, и Робин убил его.

Это было просто невероятно — слишком чудовищно, чтобы быть правдой.

Кинн прислушался, как в кошмаре, к ответам Робина инспектору; он видел как будто во сне руку Гревиля, обнимавшую Лайлу, его пепельно-серое лицо, его гордую осанку и нарядную комнату.

Вошли полицейские и присоединились к маленькой группе. Робина допросили официально, он ответил «да» своим обычным голосом, после чего его увели.

Присутствовавшие начали сдержанно прощаться, так как все только ждали той минуты, когда разъяснится этот кошмарный случай и им разрешат пойти домой. Уорингтон вышел вместе с Кинном. Он был очень заинтересован происшедшим и глубоко потрясен. Взяв Кинна под руку, он начал говорить с ним, стараясь уйти от собственных мыслей. Наконец, Кинн освободился и поспешно направился к себе домой.

Его жена Эви тоже только что вернулась. Кинн решил обо всем рассказать ей и начал излагать происшедшее отрывистыми фразами, смешивая в стакане бренди с содовой.

— Дорогая, случилась невероятная вещь. Я пошел к Гревилю поиграть в бридж и послушать Тимба — он обещал заглянуть после обеда и прекрасно играл. Вы знаете, как Гревиль увлекается музыкой. Было уже довольно поздно — я как раз собирался пойти домой, мы закончили два роббера, когда раздался отчаянный крик. Оказалось, что убит лакей Гревиля в вестибюле, находящемся на расстоянии двенадцати футов от того места, где мы сидели. Ему вонзили нож в спину. Гревиль держался очень спокойно и сдержанно. Все мы собрались в ожидании полиции. В спальне Лайлы нашли Робина Вейна. Он вышел из-за занавески и признался во всем так же просто, как если бы сказал «добрый день».

— Я не верю в его виновность, — перебила Эви.

Она стояла у камина, украшенного вазами с цветами, и не шевельнулась ни разу с того момента, как Кинн начал свой рассказ. Взглянув на Кинна ясными синими глазами, она повторила твердым голосом:

— Я не верю, дорогой, и никогда не поверю этому, сколько бы Робин ни клялся. Он спасает честь Лайлы.

— Если это не он, — сказал Кинн мрачно, — то кто же совершил это преступление? Весьма возможно, что этот человек пытался шантажировать его, и Робин пришел в бешенство. Он ничего не объяснил. Мне казалось, что я переживаю кошмар. Немыслимо поверить, чтобы Робин, человек, подобный Робину, был убийцей. Я не могу допустить, чтобы Робин, наш Робин, убил.

— Он не убил, — повторила Эви с неизменной твердостью.

Кинн не отвечал; он ходил по комнате, заложив руки в карманы.

Внезапно он воскликнул:

— Ужасная неприятность для Гревиля. Подобные происшествия заполняют одно специальное издание газет за другим. Он, бедняга, не имеет никакого отношения ко всей этой истории. Но даже если бы имел, то тоже не заслуживает такого серьезного наказания.

— Я полагаю, что заслуживает, — неожиданно произнесла Эви. — Мужчина сорока семи лет, который женится на девушке, подобной Лайле, сам идет навстречу неприятностям. И в девяти случаях из десяти он их находит больше, чем следует. Ведь Гревиль буквально купил Лайлу, и она ничего не имела против того, чтобы ее купили. Мне кажется, Гревиль просто сошел на некоторое время с ума. Он угрожал своему племяннику Кэрру лишением наследства, если тот не уступит ему Лайлу. А до тех пор, пока Кэрр не влюбился в Лайлу, Гревиль исполнял каждое его желание. Лайла разлучила их, и теперь она сделала обоих несчастными. Кэрр до сих пор живет в Африке, и Пристлей в своем последнем письме сообщал, что бедняга не долго выдержит. Его губят климат и наркотики. Трудно поверить, что подобное совершил Робин — веселый, жизнерадостный спортсмен. А взгляните на самого Гревиля. Он был преданным другом и достойным уважения врагом. Теперь это комок издерганных нервов, и вы сами говорите, что в обществе его не любят. Кэрр, Гревиль и теперь Робин — оттого, что только из-за нее, из-за ее ничем не удовлетворенного тщеславия случилось это ужасное событие.

— Может быть, может быть; мне кажется, вы правы, — согласился Кинн. — Но, к несчастью, все эти соображения ни на йоту не улучшают положения Робина. Я сам не знаю, что может его спасти после такого смелого заявления. И он будет упорствовать в признании своей вины. «Я это сделал», сказал он — и больше ни слова. Если бы он хоть намекнул на то, что на него напали или что у него была ссора с этим Кри. Но нет — одно гордое, упрямое молчание в ответ на все вопросы.

Он глубоко вздохнул, и Эви подошла к нему и обняла прохладной, стройной рукой его шею.

— Бедный старина, — прошептала она. — Идем спать.

Они поднялись вместе наверх. Войдя в спальню, Эви внезапно обернулась и поцеловала его. Кинн снова заговорил, устало опустившись на край кровати:

— Знаете, дорогая, я учил Робина Вейна ходить. Гектор Вейн был для меня вторым отцом, а Мартин моим лучшим другом. Я часто гостил у них в Вейнфорде. Когда Гектор получил назначение в Индию, мы вместе с Мартином управляли их поместьем. Я припоминаю…

Он поднялся и пошел, сгорбив плечи, в ванную комнату, обернулся, попытался улыбнуться ей и закрыл за собой дверь.

Проводив инспектора Лауренса до автомобиля, Гревиль затворил тяжелую входную дверь и начал медленно подниматься по широкой лестнице. Дворецкий шел вслед за ним. Его вопрос: «Не будет ли еще каких-нибудь распоряжений, милорд?» — заставил Гревиля вздрогнуть. Он обернулся и ответил:

— Да, принесите, пожалуйста, несколько сандвичей и коньяк в гостиную ее сиятельства.

Он глядел в течение минуты на удаляющуюся спину слуги и прошел в комнаты Лайлы. Гревиль подошел к ней и спросил заботливо:

— Вы, вероятно, очень потрясены, мое бедное дитя. Седл сейчас принесет вам сандвичи и немного коньяку.

Он сел возле нее и вынул свой портсигар.

Лайла молчала. Она смотрела на него, широко раскрыв глаза, как медиум на гипнотизера. Несмотря на то, что она казалась бледной и измученной, мозг ее все время напряженно работал. До того как нашли Робина, она предполагала объяснить его присутствие у себя в спальне тем, что он заболел или упал в обморок — раскрылась его старая рана — и она провела его к себе, так как хотела как можно скорее оказать помощь. Можно было также сказать, что она лишилась чувств, и Робин внес ее в дом. Ей приходили в голову разные способы доказать свою полную невиновность. Она как раз объясняла Робину, что не передавала ему никакого поручения, так как не доверяла Кри, когда прозвучал крик. Они оба остались стоять без движения, едва дыша, услышав этот вопль ужаса. Лайла прижалась к Робину, а он сам, почти обезумевший от предчувствия несчастья и сознания своей беспомощности, старался успокоить ее. Он хотел выйти на площадку, но Лайла остановила его.

— Вы не должны это делать, — воскликнула она. — Неужели вы не понимаете, Робин! Теперь около двух часов ночи, и вы находитесь у меня. Вы не должны выходить!

Толкнув его в спальню, она указала на окно:

— Вам следует постараться как-нибудь спуститься вниз. Тут невысоко, а внизу сад. Если вам удастся выбраться, вы можете перепрыгнуть через садовую ограду, так как она невысока. Робин, прошу вас, попытайтесь.

Он ответил ей нежно:

— Хорошо, конечно, я сделаю все, о чем вы просите.

В то время, как он говорил, Лайла подбежала к электрическому выключателю, и комната погрузилась во мрак. Ее маленькая холодная рука коснулась руки Робина:

— Сюда, сюда, я покажу дорогу. Здесь окно.

Она почти вытолкнула его. Он попытался выбраться в сад, но услыхал внизу голоса, увидел каски полицейских и понял, что дом оцеплен.

Даже в эту минуту он размышлял не о себе. Он думал только о Лайле, не зная на что решиться —