бутылкой рома в руках. Человек с угрюмым лицом, которого Куойл никогда не видел, скинул штаны и принялся танцевать в грязи. Рывок и двадцать распевающих мужчин приподняли край трейлера и отбросили в сторону подпорки. Джек, обнявший Денниса и пьющий с ним из одной бутылки. Грузовик случайно бьет другую машину. По земле разлетаются осколки стекла. Билли Притти лежит на ступенях, горланя беззвучные песни и мешая всем пройти. Шатание, крики и ругань, смешивающиеся с рокочущим ритмом, зловещие хрипы и ярость. Акцент становился все сильнее, пока спорящие не перешли на чистейшее местное наречие, и Куойл перестал их понимать.

Худощавый черноволосый мужчина, на тридцать сантиметров выше местных жителей, которые внешне были похожи друг на друга: огромные челюсти, отсутствие шеи, светлые волосы и бочкообразная грудь, забрался на крыльцо.

— Ага! — заорал он. — Он хочет бросить нас и уехать, да? А мы оставим его здесь. Пошли, ребята, разобьем его лодку! У тебя пила с собой, Ниди?

Натбим завопил:

— Нет! Нет! Мать вашу, не трогайте ее! Не троньте, чтоб вас всех!

С возбужденными криками и рычанием дюжина человек последовала за черноволосым. Куойл не понимал, что происходит. Он только увидел, что его бросили, забыли. Все веселье переместилось в какое-то другое место, но без него. Так было всегда. Куойла никуда не брали. Ничего не изменилось. В порыве обиды он побрел в сторону дороги. Зачем? Надо же было что-то делать.

— Куойл, сукин ты сын, вернись и помоги мне ее спасти! — Но вопль Натбима растворился в какофонии звуков.

Вечеринка переместилась к причалу, возле которого стоял пришвартованный «Ворогов». Кто-то из гостей прихватил из багажников своих пикапов бензопилы, а кто-то просто взял в руки камни и палки. Черноволосый мужчина шел впереди и вопил: «Мы любим сукина сына Натбима!»

Скромная лодка, починенная и готовая к отплытию, укомплектованная провиантом и с заполненными баками пресной воды, с новенькими линями и полированными частями обшивки, спокойно стояла у причала. Натбим метался вдоль дороги, плача и смеясь, пока дикая толпа крушила его лодку. Черноволосый мужчина поднял топор и обрушил его на палубу. Бензопила вонзалась в ее корпус. Раздавались жуткие звуки разрушения и всплески воды, когда части «Борогова» падали за борт. Черноволосый быстро прорубил палубу и за считанные минуты — днище.

— Каждый сам за себя, — проорал он и спрыгнул на пристань.

Через десять минут лодка Натбима была под водой. В воздухе осталась лишь крыша каюты, как затопленный спасательный плот.

Куойл не помнил, как ушел из эпицентра событий. В одну минуту он был там, потом как-то оказался руками и ногами в канаве, по другую сторону моста. Во рту все горело, и воздух казался густым, как вода. Или он все-таки упал в воду и теперь барахтался в ней под покровом ночи? Он встал, пошатываясь, оглянулся на трейлер. В темноте светящиеся окна накренившегося трейлера напоминали тонущий пассажирский корабль. Он еще подумал, что музыка из динамиков Натбима должна быть слышна на судах в радиусе пяти миль. К этому грохоту примешивалось завывание толпы.

Он пошел вдоль дороги нетвердыми шагами, углубляясь в тишину. Черт бы побрал этого Натбима. У него есть свои дела. Куойл прошел мимо домов на крутых улицах Якорной Лапы. В голове у него постепенно прояснялось. Он не знал, куда направляется, но продолжал подниматься все выше. Вот он на холме, возвышавшемся над городом. По этой дороге он каждый день ездил на работу. Внизу он видел портовые огни и медленно приближающийся большой корабль. Луч света с маяка мазнул по поверхности моря. Куойл пошел дальше. Ему казалось, что он может дойти хоть до Австралии. Вниз по склону холма, мимо темных окон «Болтушки». В доме Баггитов смотрели телевизор. Миссис Баггит была одна в окружении белоснежных салфеточек. Посмотрел в сторону противоположного берега, где в густой ночи угадывались очертания мыса Куойлов. Лунный свет сделал очертания земли четче, бросил сверкающую полосу на воду.

Он стоял у окна ее кухни. Изнутри доносились искаженные звуки музыки. Он встал на колени возле окна. Жесткий неоновый свет от круглой люстры на потолке. Звон и топот. Он смотрел на Уэйви, сидящую на кухонном стуле, с широко расставленными ногами, держащую на подоле юбки, как на гамаке, красный аккордеон. Ее ступня двигалась вверх и вниз, когда она отбивала ритм, который казался каким-то грустным из-за своей четкой размеренности. На пустой сцене, покрытой линолеумом, прямо перед плитой, танцевал Герри. Он прыгал, старательно вытанцовывая джигу. На его пухлом лице была напряженная улыбка человека, полностью погруженного в свое занятие.

Куойл снова выбрался на дорогу. Отражение луны врезалось в ровную поверхность воды, образовав в ней отверстие, напоминающее ледяной колодец, в котором лохматый дьявол отца Терта Карда мыл свои кастрюли. Со двора отца Уэйви на него внимательно смотрели разноцветные деревянные собаки. Свет мерцал на их пробочных ошейниках, будто они проглотили кусочек луны. Куойл пошел обратно в Якорную Лапу. В гостиницу, где снимет комнату. Он уже забыл о доме Бити и Денниса и о своей койке в подвале.

В десять утра в номер Куойла постучалась горничная. Потом она приоткрыла дверь, просунула в нее голову и сказала:

— Я иду прибрать в комнате, дорогой!

— Подождите, — сказал Куойл. — Еще полчаса. — Выцветший, полуживой голос.

— Похоже, ты был на той вечеринке, где утопили лодку! Гарриет говорит, что на кухне уже готовы сворачиваться с завтраком, чтобы подготовиться к обеду. Сказать ей, чтобы оставила тебе порцию яиц с чаем?

Куойл стоял на коленях перед туалетом, тужась в попытке вызвать рвоту. Его тошнило, ему было плохо. Он ненавидел себя. Ее голос казался ему докучливым жужжанием осы, попавшей в банку. В конце концов ему удалось включить душ и встать под его горячие колючие струи, лицом прямо напротив распылителя. Головная боль немного отступила. Болели ноги.

Воздух в спальне после горячего душа показался ему ледяным. Когда он натягивал одежду, она царапала его, будто была сделана из железа. Когда он наклонился, чтобы завязать шнурки на ботинках, головная боль вернулась, заболели глаза и судорожно сжался желудок.

Грязно-серое небо за окном, ветер кружил песок по улицам. Мимо проехало несколько грузовиков. Выхлопные газы поднимались вверх спиралевидными нитями. Холодно. Рукав куртки оказался изорванным от плеча до манжеты.

Внизу Гарриет ухмыльнулась, увидев Куойла.

— Говорят, вечеринка удалась, — сказала она.

Куойл кивнул.

— Тебе надо бы выпить чашку чаю. Хорошего, крепкого горячего чаю.

— Я дома попью, — сказал он. — Мне сегодня надо съездить на мыс, кое-что забрать. — Кое-что — это ботинки Саншайн, детские варежки, его рубашки, библиотечные книги, которые он должен был сдать несколько недель назад, инструменты. После обеда он должен быть у Элвина Ярка. У него остались смутные воспоминания о разгромленном трейлере Натбима. Выходит, они не смогут в нем жить? Он попытался позвонить Натбиму опустив несколько монет в прорезь телефона-автомата. Никто не ответил.

— Говорят, сегодня вечером будет снег, — сказала Гарриет и зашелестела бумагами. — Что слышно от Агнис? Ей нравится в Сент-Джонсе? Я знаю, что Доун в восторге от Сент-Джонса. Она моя кузина, самая