— Как же вы могли, Борис Николаевич? — Тут же появился Юрка, он цепко взял ее за плечо и обернулся к Репневу.
— Нашли мы его, — сказал он. — У самой стежки лежал.
— Кто? — спросил Репнев.
— Немец твой, доктор. Черепок напрочь разнесен, видно, дубиной сзади двинули.
— Притвиц! — понял Репнев и, застонав, уткнул голову в колени. «Как остаться на войне человеком, господи»?!
— Гони, — сказал, проезжая мимо, Точилин, — на базе судить будем.
Полина, вынырнув из кустарника, пошла рядом, держась за телегу.
— Я с тобой, Коля, — сказала она, — я во всем с тобой.
Он поднял на нее глаза. Знает о Бергмане или нет?
— Я знаю, — сказала она, — я все равно с тобой, милый.
И тут он впервые поверил этому.
Анатолий ГОЛУБЕВ
Чужой патрон[5]
Настроение было ни к черту. И если оно портилось уже с утра, это означало, что работать больше нет никаких сил. Выход напрашивался один — срочно менять не только работу, но и профессию.
Год службы походил на неудачно сложившуюся бильярдную партию. Ему трижды давали возможность забить верные шары, а он трижды непростительно мазал, словно считал подставку чем-то слишком зазорным для такого гордого человека, как Алексей Воронов. Правда, слово «непростительно» Воронов употреблял лишь в мысленных монологах, когда сам наедине с собой оценивал собственные возможности. Начальство же такими словами не пользовалось. Оно просто молчало. Но именно в этом молчании Алексею чудилось полное неверие в его профессиональные способности. Казалось, что еще долго к нему будут относиться как к мальчишке, не считая нужным даже выругать за проваленное дело.
Наспех перекусив, Алексей выскочил из дома. По привычке завернул к газетному киоску. Не раскрывая «Советского спорта», нырнул в ближайшие двери метрополитена. Только в вагоне, прижатый к задней стенке прибывающими на каждой станции пассажирами, он ухитрился развернуть газету. Его толкали в бок, в спину, кто-то бесцеремонно выбил листы из рук, но он упрямо пробегал глазами по полосам. В конце четвертой страницы Алексей увидел маленький черный квадратик некролога.
«...с прискорбием сообщают о трагической гибели выдающегося советского стрелка, заслуженного мастера спорта, обладателя серебряной олимпийской медали, девятикратного чемпиона страны Александра Васильевича Мамлеева...»
«Вот те на! — Алексей от удивления присвистнул. — Еще два дня назад читал, что Мамлеев — наша самая большая надежда на предстоящих Олимпийских играх, верная золотая медаль... Вот тебе и медаль...»
Алексей продолжал машинально просматривать газету, но мысли его вновь и вновь возвращались к некрологу. Когда он подходил к управлению, стрелки больших уличных часов показывали пять минут десятого. «Опять опоздал», — с раздражением подумал Алексей.
Он солидно, словно опоздание на работу было дозволено ему начальством, предъявил дежурному удостоверение и прошел в свою комнату. Здесь стояло четыре больших стола, к каждому, словно для устойчивости, притулились коричневые тела несгораемых шкафов. И, хотя в комнате работало четверо, Алексей не помнил, чтобы за год его работы они собирались вместе больше чем на час. Командировки, задания, срочные вызовы...
Вошел старший следователь Петр Петрович Стуков, его кабинет находился напротив.
«Интересно, — подумал Алексей, — этот Стуков хоть когда-нибудь в жизни опаздывал на работу или вот так всегда — минута в минуту на месте?..»
А Стуков, словно угадав, о чем думает Алексей, сказал ему с усмешкой:
— Начальник отдела тебя разыскивал. Уже дважды звонили из приемной...
— Он что, специально меня выслеживает? Прямо особое чутье у нашего шефа на опоздания инспектора Воронова! Как задержался на минуту или вышел, так уже вызывали...
— А ты объявление над столом вывешивай: «Ушел на обед, если не вернусь, то и на ужин», — с ехидством посоветовал Стуков. — Или задерживайся на час, на два. Тогда опоздание будет выглядеть не опозданием, а задержкой на объекте! Как у всех других людей...
Воронов хотел было ответить что-нибудь резкое, но сдержался и пошел к двери. Уже на пороге обернулся и спросил Стукова миролюбиво:
— А не знаешь, зачем вызывал?
— Не знаю, товарищ Воронов, не знаю. Наверно, ответственное дело поручить хочет, — сказал Стуков и скривил страшную рожу.
— Ну и язва ты, Петр Петрович! — покачал головой Воронов. — Ты же прекрасно знаешь, что таким бездарностям да еще разгильдяям, не обладающим элементарным запасом усидчивости, ответственных дел не поручают.
— Ну, почему же? По ошибке все могут... Даже дело поручить!
Начальник отдела был занят. Секретарша продержала Воронова в приемной почти полчаса.
«Это не случайно. Не иначе как в отместку, что не явился вовремя».
Но когда открылась дверь кабинета и оттуда поспешно вышли два следователя, Воронов понял, что его подозрительность насчет мести была, пожалуй, излишней. У него даже улучшилось настроение, и он, войдя в кабинет начальника отдела, лихо отрапортовал:
— Товарищ полковник, инспектор Воронов по вашему вызову...
— Садитесь, Воронов... — довольно сухо сказал начальник отдела, и Воронову вновь почудилась угроза выговора. — У меня к вам поручение. Оно касается одного дела, которое... — Он хотел, очевидно, дать свою оценку делу, но передумал и вдруг неожиданно спросил: — Вы, кажется, занимались стрельбой?
— Да, — удивленный таким неожиданным вопросом, неуверенно ответил Воронов. — Уж не касается ли дело трагической гибели Мамлеева?!
— О?! Похвально, что инспектор МУРа начинает свой рабочий день с просмотра газет, в их числе и спортивной. Если только по этой причине вы иногда задерживаетесь с приходом на работу, то можете считать, что я вам простил все ваши опоздания. Заранее... Вперед...
Полковник Жигулев повернулся в кресле и взял с самого дальнего конца стола тощую, почти пустую папку. На ней даже не было поставлено порядкового номера.
— Произошел несчастный случай во время отборочных соревнований. У стрелка Мамлеева разорвало патронник. Штука довольно редкая. И на этот раз, к сожалению, трагическая. Обычно вы знаете, что бывает?
— Да, — Алексей утвердительно кивнул головой. — Отбивает плечо, скулу набьет, если попался старый или неудачный заряд. Иногда щеку так раскрасит... И уж тогда не до стрельбы... Если врач вообще от соревнований не отстранит...
— Вот-вот, — сказал полковник, — на этот раз последствия куда хуже — погиб человек... Выезд на место происшествия, осмотр оружия, выводы экспертизы позволяют считать происшедшее несчастным случаем. В этом, по крайней мере, убеждают многие специалисты. Но не все...
Полковник Жигулев замолчал, словно раздумывая, надо ли сообщать Воронову, что ему еще известно о смерти Мамлеева.
— Отправитесь на стенд «Локомотив», найдете Николая Прокофьева. Это бывший старший тренер сборной страны. Потом, кажется, начал пить и сейчас работает не то просто тренером, не то методистом. Он мне звонил... — Полковник опять задумался. Утверждает, что история с Мамлеевым не случайность. Поскольку погиб человек, да еще есть такое предположение, следует проверить. Попробуйте присмотреться,