Он протолкался сквозь строй дворцовых стражников и на ватных ногах, спеша изо всех сил, двинулся к центру площади. Никто не обращал на него ни малейшего внимания.

Он остановился.

Это была не скала, потому что Анк-Морпорк стоял на суглинках. Это была всего лишь огромная куча разбитой кирпичной кладки, возможно, тысячелетнего возраста, со времен основания города. Анк-Морпорк был такой древний, что был построен, в основном, на останках Анк-Морпорка.

Куча была стащена в центр площади, и к ней была прикована леди Рэмкин. Она предстала одетой в ночную рубашку и резиновые сапоги. По ее виду было ясно, что она побывала в схватке, и Бодряк ощутил мимолетный приступ сочувствия к тем, кто был в это вовлечен. Она одарила его взглядом, исполненным ярости.

– Вы!

– Вы!

Он взмахнул секачом.

– Но почему вы…? – начал он.

– Капитан Бодряк, – резким тоном сказала она, – вы меня очень обяжете, если не будете без толку размахивать этой штукой и найдете ей соответствующее применение!

Бодряк не слушал.

– Тридцать долларов в месяц! – бормотал он. – Так вот за что они умирают! Тридцать долларов! А я утаивал кое-что от Валета! Я вынужден был так поступать, увы. Полагаю, что этот человек мог бы даже дыню заставить покраснеть.

– Капитан Бодряк!

Он сосредоточился на секаче.

– Ах, – сказал он. – Да. Конечно.

Это был прекрасный стальной секач, а цепи старые и насквозь проржавевшие. Он начал рубить, высекая искры из кирпичной кладки.

Толпа молча смотрела на происходящее, но дворцовые стражники уже неслись стремглав к нему.

– Черт возьми, вы понимаете, что делаете? – сказал один из них, не обладавший в должной мере воображением.

– Черт возьми, вы понимаете, что делаете? – прорычал Бодряк, поднимая на них взгляд.

Они, оторопев, глядели на него.

– Что?

Бодряк нанес еще один удар по цепям. Звенья звякнули, падая на землю.

– Хорошо, вы сами попросили… – начал один из стражников.

Локоть Бодряка угодил ему прямо в грудную клетку; и еще до того как тот согнулся, нога Бодряка врезалась другому стражнику в коленную чашечку, подставив подбородок под удар вторым локтем.

– Отлично, – рассеянно сказал Бодряк. Он потер локоть. Это было чистое мучение.

Он переложил секач в другую руку и нанес еще один удар по цепям, помня, что еще несколько стражников бегут сюда, но тем особенным стилем, которым умеют бегать только стражники. Он знал его прекрасно. Это был бег, как сказал бы он, позволявший кому угодно обогнать вас несчетное число раз. Кажется, он выглядит готовым убивать, никто не платит мне за то, чтобы быть убитым, возможно, если я буду бежать достаточно медленно, то он уберется подобру-поздорову…

Нет никакого смысла испортить прекрасный день, гоняясь за каким-то проходимцем.

Леди Рэмкин встряхнулась, освобождаясь. Раздался нарастающий гул голосов, приветствующих ее освобождение. Даже в нынешнем состоянии ума люди в Анк-Морпорке всегда ценили представление.

Она схватила в пригоршню обрывок цепи и обвернула ее вокруг опухшей руки.

– Кое-кто из этих стражников не знает как обращаться с женщиной… – начала она.

– Нет времени, нету, – сказал Бодряк, хватая ее за руку. Это было все равно что тащить гору.

Внезапно приветственные крики стихли.

Позади Бодряка раздался шум, не очень громкий, но противный. Это было звяканье когтей, царапающих и высекающих искры из булыжников мостовой.

Бодряк оглянулся и встал.

Копоть прилипла к шкуре дракона. Несколько обуглившихся досок валялись там и сям, все еще дымясь. Изумительная по красоте бронзовая чешуя была перепачкана черной копотью.

Дракон опустил голову, пока его глаза не оказались в нескольких футах от Бодряка, и попытался разглядеть его.

Наверно не стоило бежать, подумал Бодряк. Все было бы по-другому, если бы я обладал энергией.

Он почувствовал, как рука леди Рэмкин сжимает его руку.

– Забавно все обернулось, – сказала она. – Это все-таки произошло.

Обуглившиеся и все еще горящие обломки сыпались дождем вокруг винокуренного завода. Пруд превратился в болото, покрытое слоем пепла. Из него, облепленный грязью, встал сержант Двоеточие.

Он выбрался на четвереньках на берег и поднялся, как некое обитающее в море создание, которому очень хотелось проделать всю эволюцию живого за один раз.

Валет уже был там, распластавшись как лягушка, выплевывая воду.

– Это вы, Валет? – с нетерпением спросил сержант Двоеточие.

– Это я, сержант.

– Очень этому рад, Валет, – горячо сказал Двоеточие.

– Мне кажется, что это не я, сержант.

Двоеточие вылил из шлема воду и замолчал.

– А как насчет юного Морковки? – сказал он.

Валет приподнялся на локтях.

– Не знаю, – сказал он. – Еще минуту назад мы были на крыше, а уже спустя минуту мы прыгнули.

Они оба поглядели на покрытые пеплом воды пруда.

– Полагаю, – медленно сказал Двоеточие, – он умеет плавать?

– Не знаю. Он никогда не говорил. Если задуматься над этим, то высоко в горах негде и плавать, – сказал Валет.

– Но, возможно, там были водоемы с прозрачной голубой водой и глубокие горные ручьи, – с надеждой сказал сержант.

– И ледяные озера в укромных ущельях. Не забывайте о подземных озерах. Он был обязан научиться. Проводя весь день в воде, как я предполагаю.

Они уставились на жирную грязную поверхность пруда.

– Возможно, все из-за Защитного Устройства, – сказал Валет. – Возможно, оно наполнилось водой и утащило его на дно.

Двоеточие мрачно кивнул.

– Я подержу ваш шлем, – сказал спустя мгновение Валет.

– Но я ваш начальник!

– Да, – рассудительно сказал Валет, – но если вы утонете, то разве вы не пожелаете иметь на берегу своего лучшего солдата, здесь наверху, готового спасти вас, ведь так?

– Это… разумно, – в конце концов согласился Двоеточие. – Это хорошая мысль.

– Прекрасно, итак.

– Впрочем, беда в том…

– Что?

– …я не умею плавать, – сказал Двоеточие.

– Как же вы выбрались из пруда?

Двоеточие пожал плечами.

– Я прирожденный пловец.

Их глаза, еще раз, повернулись в направлении непроглядной темени пруда. Затем Двоеточие посмотрел на Валета. Валет, очень медленно, расстегнул шлем.

– Там еще кто-то есть, не так ли? – спросил Морковка, стоя позади них.

Они оглянулись. Он выковыривал из уха грязь. Позади него тлели остатки винокуренного завода.