С него хватит. Все равно это неправильная жизнь, в Дозоре. Вы не встречаетесь с людьми при нормальных обстоятельствах. Должны быть сотни других вещей, которые он мог бы делать, и если он достаточно подумает над этим, то сможет вспомнить, какие именно.

Подворье Псевдополиса было в стороне следования процессии, и когда он добрался до Дома Дозора, то мог слышать приветственные крики где-то вдали над крышами. Над всем городом раздавались удары в гонг в храме.

Сейчас они звонят в гонги, подумал Бодряк, но вскоре они будут – непременно будут – они будут не звонить в гонги. Афоризм так себе, подумал он, но он может над ним поработать. Сейчас у него было достаточно времени.

Бодряк заметил грязь.

Эррол опять начал есть. Он слопал большую часть стола, решетку, корзинку для угля, бесчисленное количество ламп и повизгивающего резинового бегемота. Сейчас он опять устроился спать в своем ящике, шкура дыбом, и повизгивая во сне.

– Ты наделал порядочную грязь, – загадочно сказал Бодряк.

Теперь по крайней мере он не должен ее убирать.

Он открыл в столе ящик.

Кто-то уже здесь побывал. Все что осталось – несколько осколков стекла.

Сержант Двоеточие взобрался на парапет вокруг Храма Маленьких Богов. Он был слишком стар для подобных приключений. Он с охотой присоединился бы к колокольному звону, а не сидеть наверху и ожидать дракона, чтобы его выследить.

Он отдышался, а затем всмотрелся в туман.

– Кто-нибудь еще есть здесь наверху? – прошептал он.

Голос Морковки звучал безжизненно и невыразительно в сгустившемся мраке.

– Я здесь, сержант, – сказал он.

– Я только проверил, что вы еще здесь, – сказал Двоеточие.

– Я все еще здесь, – услужливо сказал Морковка.

Двоеточие присоединился к нему.

– Только проверил, что вы не исчезли, – сказал он, пытаясь улыбнуться.

– Я не исчезал, – сказал Морковка.

– Да-да, – сказал Двоеточие. – Верно.

Он постучал пальцами по каменному парапету, ощущая, что должен сделать свою позицию совершенно ясной.

– Только проверил, – повторил он. – Поймите, это часть моих обязанностей. Совершать обходы. Совсем не потому, что я боюсь находиться в одиночестве наверху на крыше, понимаете. Здесь сгущается туман, не так ли?

– Да, сержант.

– Все в порядке? – приглушенный голос Валета донесся сквозь густой туман, быстро следуя за своим владельцем.

– Да, капрал, – сказал Морковка.

– Что вы делаете здесь наверху? – спросил Двоеточие.

– Я просто поднялся, чтобы проверить, все ли с младшим констеблем Морковкой в порядке, – невинным голосом сказал Валет. – А что вы делаете, сержант?

– С нами все, все в порядке, – просияв от радости, сказал Морковка. – Все хорошо, правда-правда.

Два унтер-офицера с трудом сблизились, избегая глядеть друг на друга. Казалось, что им предстоит дальний путь к своим постам, минуя влажные, туманные, а более всего, разоблачающие крыши.

Двоеточие принял руководящее решение.

– Бог с ним, – сказал он, отыскав обломок статуи, чтобы присесть. Валет облокотился о парапет и достал откуда-то из-за уха, как из неописуемой пепельницы, потухший окурок.

– Слышно, как проходит процессия, – заметил он.

Двоеточие набил трубку и чиркнул спичкой о камень рядом с собой.

– Если этот дракон жив, – сказал он, выпуская клуб дыма и превращая клочок тумана в дым, – то доложу я вам, что ему придется убираться к чертям отсюда. Город – это совсем неподходящее место для драконов, – добавил он тоном человека, проделавшего большую работу, чтобы убедить самого себя. – Помяните мои слова, если он не улетит куда-нибудь, где масса высоких гор и есть чем поживиться.

– Вы полагаете, это место похоже на город? – спросил Морковка.

– Заткнись, – в унисон ответили оба унтер-офицера.

– Швырните нам спички, сержант, – сказал Валет.

Двоеточие протянул пачку злых, с желтой головкой люциферов[21] . Валет чиркнул одной спичкой, которая незамедлительно потухла. Клочья тумана проплывали мимо него.

– Поднимается ветер, – заметил он.

– Хорошо. Терпеть не могу этот туман, – сказал Двоеточие. – Что я сказал?

– Вы сказали, что дракон будет находиться вдалеке отсюда в сотнях миль, – подсказал Валет.

– Да. Верно. Это выглядит разумным, не так ли? Полагаю, что не стал бы обретаться поблизости, если бы я мог улететь куда-нибудь. Если бы я мог летать, то не сидел бы на чертовой старой статуе. Если бы я мог летать, то…

– Какой статуе? – спросил Валет, чуть не проглотив сигарету.

– Вот этой, – сказал Двоеточие, стуча по камню. – И не пытайтесь давать мне советы, Валет. Вы знаете, что на крыше храма Маленьких Богов сотни старых заплесневевших статуй.

– Нет, не знаю, – сказал Валет. – Я только знаю, что в прошлом месяце все повалилось, когда они перекрывали крыши. Это же просто крыша, купол и все, что на них стоит. Вы должны замечать подобные маленькие штучки, – добавил он, – когда проводите расследование.

В тишине они следили за сержантом Двоеточие, осматривавшим камень, на котором он сидел. Статуя имела пирамидальную форму, чешую, и какой-то неописуемый хвост. Затем сержант измерил шагами ее длину и нырнул во внезапно сгустившийся туман.

На куполе храма Маленьких Богов дракон поднял голову, зевнул и расправил крылья.

Расправить крылья было совсем нелегко. Этот процесс протекал достаточно долго, некий сложный биологический механизм из ребер и складок, скользящих по отдельности. Затем, с расправленными крыльями, дракон зевнул, подошел к краю крыши и взмыл в воздух.

Через миг на краю парапета появилась рука, шарившая вокруг в поиске опоры и наконец обретя ее.

Раздалось пыхтенье и вздохи. На крышу влез Двоеточие и втащил за собой товарищей. Они лежали, распростершись навзничь, отдыхая. Морковка осмотрел царапины, которые оставили в крыше когти дракона. Трудно было подобное не заметить.

– Не лучше ли, – отдуваясь, сказал он, – не лучше ли предупредить людей?

Двоеточие прополз вперед, пока не смог увидеть открывавшуюся панораму города.

– Думаю, что не стоит никого беспокоить, – сказал он. – Как мне кажется, они вскоре сами об этом узнают.