информацию о целом. Сумеешь ли ты получить ее? Вот в чем вопрос! Гриф «совершенно секретно» ставят не только на документах. Это относится и к более тонким материям. Владеешь ли ты искусством преодолевать «табу», наложенные другими?»
Глория долго, до ряби в глазах смотрела на красный ромбик, обозначающий в игральных картах бубновую масть.
Ничего.
– Мне нужно время, – сказала она. – Вам придется подождать, господин Крапивин.
– Сколько?
– Не знаю…
Посетитель разочарованно вздохнул.
– Я подожду, – согласился он. – А как быть с Анной? Она очень напугана. Я тоже боюсь за нее! Я не могу проводить с ней двадцать четыре часа в сутки. У меня больная мать… бизнес, наконец. Я должен хотя бы полдня проводить в офисе.
– Анна не сбежит, если вы об этом, – бросила Глория, продолжая разглядывать туза. – Она не для того нашла вас, чтобы потерять. Вы служите ей палочкой-выручалочкой.
Витиеватое обрамление ромбика вряд ли несет в себе какой-то смысл. Обычное украшение игральных карт, принятое в прошлом. Насколько далеком прошлом, Глория затруднялась определить. Туз – не что иное, как символ. Его возраст не имеет значения, как и подлинность картины. Без разницы, когда их изготовили. Важно, о чем они молчат. Для непосвященного картина и туз немы.
– Немые обмениваются знаками! – вырвалось у нее.
– Не понял?
– Мысли вслух, – отшутилась Глория. – Не обращайте внимания.
Крапивин напрягся, видимо собираясь с силами.
– Скажите… кровосмешение… очень тяжкий грех? – с усилием вымолвил он.
Глория оторвалась от карты и подняла на него удивленный взгляд.
– Кровосмешение? Вы о чем?
– Ну… Анна же моя сестра по отцу. А я… в общем, что говорить? Сами знаете…
– Анна вам не сестра.
Николай судорожно сглотнул, ему не хватало воздуха.
– Не… сестра?
– Нет, – отрезала Глория.
– Почему же вы раньше молчали?!
– Вы конкретно не спрашивали. Ходили кругами.
– О-откуда вы знаете, что…
– Я не вижу кровного родства между вами, ни близкого, ни дальнего.
Крапивин не верил своим ушам.
– Господи! Анна мне не сестра! Не сестра! Вы не представляете, какой камень вы сняли с моей души! – растрогался он. – Она мне не сестра! Я ни в чем не виноват перед ней. И ничего не должен своему отцу. Но я же… дал ему слово… я пообещал заботиться он Анне…
– Заботьтесь, кто вам мешает?
– Как же так? – внезапно огорчился посетитель. Его эйфория сменилась подавленностью. – Отец был уверен, что Анна – его дочь.
– У вашего «отца» не было детей, – брякнула Глория, сообразив, как нелепо звучат ее слова, и улыбнулась. – Как его звали? Напомните.
– Андрей Никитич…
– У Андрея Никитича не могло быть детей. И не было.
– А я?
– Вы не его сын…
У нее на устах застыли ужасные слова, которые она обязана была бы произнести вслух. Ведь Крапивин приехал, чтобы услышать
– Я подозревал! – изумленно воскликнул Крапивин. – Я чувствовал! У меня бы не возникло влечения к родной сестре… Но она-то, Анна! Какова лгунья! Я почти поверил ей! Я полный кретин! Меня развели, как лоха! Значит, сбылось пророчество…
Он запнулся, побагровел, привстал, взмахнул руками и обессиленно рухнул обратно в кресло.
– Вы подумали о вашей матери? – догадалась Глория.
Крапивин что-то промычал и мотнул головой. Скулы его ходили ходуном. Наконец он выдавил:
– Как она могла? Отец считал ее лучшей из женщин, а она его обманывала…
– Это была ложь во благо.
– Благой лжи не бывает!
– Ошибаетесь. Ваша мать знала, что ее муж мечтает о ребенке, и подарила ему сына. Не важно, каким способом. Андрей Никитич заполучил наследника, он жил счастливо и умер в уверенности, что его род не прервется.
– А мать Анны? Вероника Ремизова? Она тоже лгала?
– Думаю, курортный роман между ней и Андреем Никитичем – не выдумка. Страсть – штука неконтролируемая, она вспыхивает и гаснет, не подчиняясь ни людям, ни библейским заповедям. Ваш э-э… отец был видным, красивым мужчиной…
– Вы же не знали его.
– Я вижу его образ, – Глория показала на кресло слева от гостя. – Он сидит рядом с вами.
Крапивин нервно покосился на пустое кресло и невольно отодвинулся.
– Всю жизнь все твердили, что мы с отцом похожи, – ошарашенно пробормотал он. – Мне самому так казалось.
– Это правда, – улыбнулась Глория.
– Выходит… у моей матери был любовник? Кто?
– Вам лучше спросить об этом у нее.
– Человек, с которым она… который… – Крапивин дернулся и замолчал. Слова застревали у него в горле.
– Ваш настоящий отец, несомненно, похож на Андрея Никитича. У них во внешности много общего.
– Мне-то какое дело? Я не собираюсь знакомиться с ним! Моим отцом был и остается…
Он осекся.
– Трудно называть вещи своими именами, – сочувственно произнесла Глория. – Ваше право считать отцом того человека, который вас вырастил и воспитал. Биологический фактор играет ничтожную роль.
– Наверное…
Крапивин еще не оправился от шока, в который повергло его заявление хозяйки дома.
– А… кто отец Анны? – промямлил он.
– Чтобы понять это, мне нужно ее увидеть.
– Хотя зачем? – хрустнул пальцами Николай. – Какая, в сущности, разница? Вероятно, мамаша зачала ее от алкаша-метеоролога, с которым встречалась до моего…
– До Андрея Никитича, – кивнула Глория.
– Ну да… до него. Женщины любят дурачить доверчивых простаков. Небось, надеялась разбить чужую семью. Не вышло.
– Ремизовы долго молчали, и мать, и дочь. Не торопились заявлять о себе.
– Понимали, что им ничего не светит! – разозлился посетитель. – Мамаше Анны стыдно было рожать от местного алканавта. Вот она и сочинила романтическую байку о заезжем любовнике, и ребеночка на него записала. Сказочка для кумушек сработала. А когда дочка подросла, и для нее сгодилась. Умирая, мамаша посоветовала ей воспользоваться мнимым родством. Авось, прокатит!
– На смертном одре не до сказок.
Крапивин сердито отмахнулся от ее реплики. У него сложилась своя версия событий.
