– Я ничего не могу с собой поделать! – признался он. – Я извращенец. Подонок, жаждущий уложить в постель собственную сестру. Узнай об этом отец, он бы проклял меня! Я не заслуживаю снисхождения.

– Зачем же вы пришли ко мне?

– Как мне остановить ее?

– Кого?

– Анну! Она будет продолжать убивать, а я не смогу без конца заметать следы и уничтожать улики. Какая жизнь нас ждет? Нас! Видите, я уже не мыслю себя без Анны. Я дал слово отцу… черт! Я перестал различать, где мой долг, а где… вожделение. Неужели это похоть заставляет меня безумствовать? Никогда не думал, что могу быть настолько безрассудным. Как будто до Анны у меня не было женщин. Я не помешан на сексе, уверяю вас. У меня есть любовница… танцовщица из варьете. Но с тех пор как появилась Анна, я совершенно охладел к ней. Я не узнаю себя.

Глория помолчала, глядя в его красивое лицо, искаженное страданием.

– У вас развивается «синдром Адели», – заявила она. – Это своего рода психоз, говорю вам как врач.

– Вы… врач? – поразился Крапивин.

– У меня диплом врача, – улыбнулась она. – Кстати, в Международной классификации болезней описанное вами состояние классифицируется как «расстройство привычек и влечений». Примерно такое же, как страсть к азартным играм или клептомания[8].

– Да ну? – засомневался посетитель. – Вы шутите.

– Ничуть. Подобная патология характеризуется непреодолимым желанием совершать опасные для себя и окружающих действия. Причем возникает это желание спонтанно, и ему невозможно противостоять.

– Похоже…

– «Синдромом Адели» сей недуг назвали по имени дочери знаменитого писателя Виктора Гюго, – объяснила Глория. – Девушку охватила любовная одержимость. Ее неразделенное чувство к офицеру Альберту Пинсону переросло в душевную болезнь. Офицер не отвечал ей взаимностью, а она всюду преследовала его, оплачивала карточные долги Пинсона и даже нанимала ему проституток.

– Похоже, – хрипло повторил молодой человек. – И что потом?

– Адель Гюго закончила свои дни в психиатрической клинике.

Крапивин издал нечленораздельное восклицание и закрыл лицо ладонями.

«С ума сойти! – подумал сидящий за ширмой Лавров. – Любовь – это диагноз! Насколько такой диагноз применим ко мне?»

– К кому вы питаете болезненную страсть? К Анне Ремизовой или Жанне де Ламотт? – без обиняков спросила Глория.

– К обеим, – выдавил Крапивин. – Для меня они… неразделимы.

– У вас к тому же осложненный синдром.

Повисла напряженная пауза. Глория погрузилась в свои мысли, ее собеседник нервно кусал губы. Лавров ему сочувствовал.

«Врач обязан не только поставить диагноз, но и назначить лечение, – злился начальник охраны. – Бедняга Крапивин. Ему не позавидуешь!»

– Зачем вы посылали детектива в Старый Крым? – как ни в чем не бывало осведомилась Глория. – Вы поверили в клад покойной графини де Гаше?

Ее будничный тон отрезвил посетителя.

– Я надеялся, что он раскопает какие-нибудь подробности, проливающие свет на поведение Анны. Я ничего не знал о ней. Не знал ее окружения, ее образа жизни, привычек, пристрастий. Этот ее шрам на груди поразил меня! Мне хотелось понять, с кем я имею дело.

– Только-то?

– Не только… – скрепя сердце, признал гость. – Я невольно оказался втянутым в чью-то аферу. Кто-то использует меня. Допускаю, что стал частью дьявольского плана, выношенного в больном сознании Анны. Как бы там ни было, я ее друг, а не враг. Я хочу помочь ей, если это возможно.

– Полагаете, вас используют?

– Не исключено.

Глория отнеслась к его словам нейтрально. У нее уже сложилось определенное мнение об Анне Ремизовой, но она не торопилась делиться им с Крапивиным. Жанна де Ламотт не обретет покоя, пока не избавится от своей тайны. Должно быть, она стала заложницей собственной интриги.

– Я чувствую, что ее судьба зависит от… бриллиантов! – выпалил Николай. – Чертовых камней, которые уже однажды сломали ее жизнь и продолжают тяготеть над ней. С этим пора покончить.

Влюбленность наделила его даром прозрения. Но на него обрушилось слишком много впечатлений.

– Вами движет любопытство, а не корысть, – констатировала Глория. – Это плюс. Пожалуй, я возьмусь за вашу проблему. Мне самой интересно раскрыть загадку злосчастного ожерелья.

– Вы можете сказать, что заставляет Анну убивать?

– Нет.

Крапивин опешил. Он успел поверить в безграничные возможности Глории, и ее отказ поверг его в уныние.

– Вы не знаете?

– Не огорчайтесь, – улыбнулась она, уходя от ответа. – Мы будем открывать дверцу за дверцей, постепенно.

Она вдруг постигла значение анфилады комнат из своих повторяющихся снов. Открывать дверцу за дверцей! Нельзя объять необъятное. Но можно делать шаг за шагом и двигаться вперед.

– Тогда хотя бы намекните, что кроется за полотном Жоржа де Латура «Шулер с бубновым тузом», – взмолился он. – У меня из головы не идет эта картина. Почему Анна лжет? Зачем ей выдавать дрянную копию, сделанную пару лет назад, за семейную реликвию?

– Очевидно, картина должна постоянно находиться у нее перед глазами, – предположила Глория. – Чтобы пробудить воспоминания.

– Какие воспоминания? О чем?

– Этого я вам сказать не могу. Дайте мне время. День или два.

Крапивин пришел в неописуемое возбуждение. Его смутные догадки совпали с предположением Глории!

– Я хочу взглянуть на картину, – добавила она. – Меня устроит даже вариант в Интернете.

– У вас есть компьютер?

– Разумеется, есть.

К посетителю вернулись самообладание и юмор.

– Я думал, вы творите заклинания и варите зелье из сушеных змеиных языков и лягушачьей кожи.

– Это у нас впереди, – развеселилась Глория. – Вы готовы выпить приготовленный мной напиток?

– После того, как проясню ситуацию.

– Договорились, – удовлетворенно кивнула она.

Название полотна – «Шулер с бубновым тузом» – засело у нее в голове. Шулер… бубновый туз… что является ключом к ребусу?

– Вы принесли карту, – быстро произнесла она, глядя на борсетку Крапивина. – Не так ли?

– Так…

– Покажите мне ее!

Потрясенный молодой человек послушно вытащил из закрытого на молнию кармашка туза и показал Глории со словами:

– Эта карта хранилась в кипарисовом ларце.

– Я помню, вы говорили. Положите ее на стол.

Крапивин молча повиновался. Глория осторожно придвинула к себе пожелтевший от времени бубновый туз и уставилась на него.

«Каждый предмет есть часть целого, – нашептывал ей на ухо карлик. – Любая частичка содержит всю