— Мы вообще при нем даже не упоминаем ее имя! — воскликнул Оливье.
— То-то же, — вздохнул Гримо, — И про обезьяну Монтале лучше помалкивайте.
— Про мартышку!
— Какая разница.
— Но, если будут новости от Жан-Поля насчет Плаксы, тогда как, Гримо?
— Поживем, увидим, — сказал Гримо.
— Плакса о себе еще напомнит, — промолвил Гугенот.
— Лучше бы не напоминала! — воскликнул Вандом.
— А почему вы так уверены, господин де Монваллан? — спросил Гримо.
— Потому что я немного разбираюсь в психологии людей, подобных Плаксе. Отцы-иезуиты успели кое-чему меня научить, пока я не разорвал с ними связи.
— О ваших опасных связях с господами иезуитами мне ведомо, — заметил Вандом, — Наш предводитель упомянул о каком-то справочнике для исповедников, который вызвал ваше справедливое негодование.
— Не только это, — вздохнул Гугенот.
— А что вас привело к иезуитам? — спросил Вандом.
— Романтизм, друзья мои, романтизм! Я, наивный романтик, начитался в юные годы рыцарских романов и старинных хроник. Героические тени защитников Монсегюра и таинственных тамплиеров не давали мне покоя.
— Предок нашего Гугенота защищал Монсегюр, — вставил Люк.
— Аой! — Ролан хлопнул в ладоши, — Я так мало знаю о катарах, расскажете?
— После того, как ты нам поведаешь о славных делах крестоносца Жоффруа, — отшутился Гугенот.
— Хоть сейчас! — воскликнул Ролан и тут же поправился, — Ой, простите, что перебил вас.
— О катарах рассказывают разные легенды, — промолвил Шарль-Анри задумчиво, — Впрочем, насколько мне ведомо, на поляне с иван-чаем, где в незапамятные времена, давны-ы-ым давно-о-о Рауль и Жан, вооруженные деревянными мечами в тамплиерских мантиях с алыми крестами, / проще говоря, похищенных простынях / вели лихие баталии, прорываясь на подмогу к Великому Магистру Ордена Тамплиеров Жаку де Моле и Командору Жоффруа де Шарни, и, как это должно быть в детских играх, разгромив палачей Филиппа Красивого, отправлялись всей компанией разыскивать сокровища Рыцарей Храма. О них, видимо, и идет речь в песенке о капитанах. А о катарах что-то не припомню.
— сказал Гугенот, — А мне отцы-иезуиты сразу заявили, что катары — еретики, и чтобы я о них даже не заикался. Не буду вам подробно говорить о годах моей учебы. Я купился на название — 'Общество Иисуса' . Мечтал стать вооруженным апостолом, защищая своих братьев по вере и утверждая нашу религию где только можно, чтобы в конечном итоге на нашей несчастной земле воцарился ВСЕОБЩИЙ МИР, и люди, наконец, одумались и стали жить так, как учил Иисус. Но, присвоив своей организации святое имя нашего божественного Спасителя, иезуиты во многом оказались не такими, какими рисовались мне в воображении, люди, подобные Франсуа Ксавье или дону Игнасио… Я мечтал о далеких путешествиях в дикие варварские страны, о святой вере в любовь и милосердие…
— Сбылась мечта Гугенота, — вставил де Невиль, — Чем тебе не дикая страна Алжир?
— Мое ученичество подходило к концу, когда в начале мая наше… учебное заведение, скажем так, посетил один высокопоставленный гость. Своим внезапным визитом он вызвал большой переполох. Нас по очереди вызывали в кабинет, где этот господин беседовал с нашей молодежью. Дошла очередь и до меня. Мой наставник рекомендовал меня как способного ученика…
Гугенот скромно умолчал о том, что его представили не просто способным, а лучшим учеником иезуитского учебного заведения.
— Я вошел не без робости, приблизился к важному визитеру. Он сидел в кресле, полускрытый в тени, жестом предложив мне занять освещенное место.
— Анж де Монваллан. — сказал посетитель этак ласково, — Присаживайтесь, МОЙ АНГЕЛ,[64] и побеседуем.
Хотя он прятался в тень, а мне предложил занять место против солнца, я-то его сразу узнал. Это был не кто иной, как Арамис. Не буду долго утомлять вас перессказом моей беседы с Арамисом, скажу самую суть. А суть была в том, чтобы я, их надежда, с его рекомендацией поступил на королевскую службу и сообщал Ордену обо всех передвижениях Его Величества Короля и Д'Артаньяна, возглавлявшего охрану Людовика XIV. Он хотел быть в курсе церемонии предстоящей церемонии коронации Людовика Четырнадцатого.
Солнечные лучи упрямо рвались сквозь полузашторенные окна. Я подумал было, что в день коронации может произойти нечто непредвиденное, и бывший мушкетер, возможно, желает предотвратить покушение на его Величество? Но почему тогда это поручение необходимо держать в тайне от гасконца? Арамис сказал, что, по Уставу Ордена, какими бы странными и абсурдными не показались мне его приказы, я должен выполнить их не размышляя.
— Но ведь не предательство! — сказал я.
— К вящей славе Бога, — строго сказал Арамис.
— Простите, — сказал я, — На меня не рассчитывайте.
'Небо! — подумал Гримо, — Уже ТОГДА Арамис вынашивал свои зловещие планы. Что было бы, если бы этот мальчик согласился?! Он хотел устранить Людовика ЕЩЕ ДО КОРОНАЦИИ'.
Хотя Атос ни словом ни обмолвился своему верному Гримо о сути заговора Арамиса, старый слуга сам сопоставил кое-какие факты и пришел в ужас. Арамис хотел посадить на трон ТОГО, ДРУГОГО еще в пятьдесят четвертом году. Удивительно, что иезуиты не убрали такого опасного свидетеля как Анж де Монваллан. Но беседа проходила наедине, и об отказе молодого человека знал только Арамис. Может, не захотел брать греха на душу, пожалел мальчика? Воистину, чужая душа потемки, подумал Гримо, вздыхая.
— Не закончив обучение, я отправился прямиком к гасконцу. Я решил действовать на свой страх и риск. Д'Артаньяну я ничего не сказал о странных замыслах его друга. Мы беседовали… на общие темы. Д'Артаньян записал мой адрес. 'Вам сообщат, г-н де Монваллан'. И мне сообщили. Но, раз вы сказали 'вопреки Арамису' , гасконец вспомнил обо мне?
— Вспомнил, — сказал Гримо, — Д'Артаньян назвал ваше имя, и Атос сразу припомнил Монсегюр. А Арамис промолвил: 'Дорогой Д'Артаньян, когда-то вы назвали меня 'питомцем иезуитов' , и мы едва не поссорились. Вижу, вы изменили свое мнение, если вам понадобился 'питомец иезуитов', а Анж де Монваллан именно такой' .
И Д'Артаньян стал кусать усы и барабанить свой любимый марш, что свидетельствовало о том, что гасконец пребывает в раздумьях и не знает, как поступить. Но решение все-таки принял в вашу пользу, если вы получили заветный синий плащ королевского мушкетера.
''Фрондер Оливье, питомец иезуитов Анж, сын кардиналиста Жан-Поль, — подумал Анри де Вандом, — вроде бы для офицера мушкетеров г-на Д'Артаньяна не лучшая компания. Как же они все забыли о Рауле?!
Анри так и спросил:
— Как же они все забыли о Рауле?
— О Рауле не забыли, — сказал Гримо, — о Рауле как раз напомнил Арамис.
— Арамис, вы не ошиблись? Логичнее было бы предположить — граф де Ла Фер?
— Хотите верьте — хотите нет, — сказал Гримо, — но именно Арамис, обсуждая кандидатуры будущих мушкетеров, сказал: 'Друзья, мне кажется странным, что никому из вас не пришла мысль о нашей надежде, нашем наследнике, вашем сыне, дорогой Атос!