Ссохлось тело, — лишь кожа да кости его и держали!
Вышел из дому, сел, ибо ноги отяжелели,
Он на пороге дверном; все в глазах у него закружилось,
Стало темно; показалось ему, что земля под ногами
Кругом пошла, и в безмолвное он забытье погрузился.
Чуть лишь его увидав, вокруг столпились герои
И онемели. А он, из груди испустивши глубокий
Вздох, обратился к гостям с таким пророческим словом:
«Слушайте вы, из эллинов всех наилучшие, если
На корабле Арго за руном пустились с Язоном.
Да, конечно, то — вы! До сих пор к прорицаныо способный
Ум мой во все проникает. Тебе приношу, о владыка,
Отпрыск Латоны, и в тяжких мучениях моих благодарность.
Зевсом, — оплот он молящих и к людям безжалостен грешным, —
Именем Феба и Геры, которая в вашем походе
Более прочих бессмертных о вас печется, молю я
Помощь мне дать! Горемыку меня, о, спасите от скверны.
Не отплывайте отсюда, оставив меня в небреженье,
Тяжкой пятой на глаза и старость влачу я до века, —
Более тяжкое горе над прочими бедами виснет.
Гарпий рой изо рта у меня всю еду похищает,
Из неизвестного мне прилетая гиблого места.
Чем помочь, не придумаю я. Но гораздо скорее
Я б от ума своего утаил, что поесть собираюсь,
Чем от них, — вот как быстро по воздуху мчится их стая!
И если даже еды мне немного они оставляют,
Смрадом гнилым несет от нее таким нестерпимым,
Будь его сердце хотя бы из крепкой кованой стали!
Горькая только меня нужда заставляет остаться,
В злой желудок влагать, оставшись, те гадкие яства.
Есть оракул, что гарпий сыны Борея отгонят,
Силой меня защитят, ибо мне они не чужие,
Я ведь Финей, среди смертных когда-то известный достатком
И прорицания даром; рожден я отцом Агенором,
Их же родная сестра Клеопатра, когда средь фракийцев
Царствовал я, с приданым вошла в мой чертог, как супруга».
Из героев, сильнее же всех — Бореадов обоих.
С глаз своих слезы сморгнув, подошли они ближе, и молвил
Зет, сжимая в руке удрученного старца десницу:
«Бедный! Скажу, что несчастней тебя не найдется на свете
Ни одного из людей. И за что столько бед привязалось?
Не погрешил ли ты против богов в неразумье опасном,
Ты, в прорицанье знаток? Не оттуда ли гнев их тяжелый?
Ум цепенеет от страха у нас, хоть помочь мы желаем,
Если всецело на нас ту честь божество возложило,
И потому отогнать от тебя мы не раньше решимся
Гарпий, хотя и желаем того, покуда не дашь ты
Клятвы, что мы потому богам ненавистны не станем».
Так он сказал. Зрачки на него поднял старец пустые,
Очи широко открыв, и таким ответствовал словом.
«Смолкни! Мыслей таких, дитя, не влагай себе в душу.
Пусть Аполлон, что меня добровольно учил прорицаныо,
Будет свидетелем мне, и злосчастный жребий, который
Выпал мне, и очей слепота, и подземные боги, —
Но никакой от богов за помощь мести не будет».
Оба тогда, после клятвы, ему помогать возжелали.
Более юные пир приготовили сразу для старца,
Чтобы последней он был для гарпий добычей. А братья
Стали рядом, чтоб гнать прилетевших чудовищ мечами.
Но едва лишь рукой до еды своей старец коснулся,
Гарпии, буре внезапной подобно иль молнии быстрой
Из облаков излетев, появились всей стаей нежданно,
Алчно к пище стремясь и шумя. Герои, едва лишь
Все без остатка пожрав, понеслися прочь поскорее,
Вдаль над морем летя и оставив смрад нестерпимый.
Им же вослед, по пятам, сыны Борея немедля,
Против чудовищ мечи устремляя, помчались; Зевес им
Силу в тот день даровал неустанную. И без Зевеса
Не погнались бы они, ибо гарпии, словно порывы
Ветра неслись, когда мчались к Финею иль вспять от Финея.
Словно как в горных лесах искусные в травле собаки,
Или рогатых коз или ланей из глаз не теряя,
Зверя готовы схватить, только щелкают втуне зубами, —
Так же и Зет с Калаисом, почти что догнавшие гарпий,
Руки тянули, пытаясь схватить их — увы! понапрасну.
Гарпий, быть может, они против воли богов истребили б,
Их на Плавучих нагнав островах, далёко лежащих,
Если б героев Ирида проворная не увидала
И, с эфира слетев, не сдержала такими словами:
«Медью не должно разить, о сыны Бореевы, гарпий,
Зевса великого псов. Но за них я сама поклянусь вам,
