Даже и в день, как судил пастырь фригийский233 богинь,
Не заглянула ни в медь Афина, ни в ясные воды
Гера; одна лишь Киприда не раз поглядела
В зеркало, дважды сменив хитросплетенье волос.
Дважды Паллада меж тем шестьдесят пробежала ристаний,
Как у Евротовых струй бег свой свершает чета
Взявши елей, что рожден собственным древом ее.235
Девушки, как раскраснелась она от бега! Как роза
Рдеет в саду на заре или граната зерно.
Так и теперь ей несите елей, что мужам подобает:
Гребень златой не забудьте, дабы она расчесала
Локон, пригладив волну ясно светящих кудрей.
Выйди, Афина! Смотри, каково твое ополченье —
Чистые девушки все, кровь же Арестора236 в них.
Как тому научил в давние дни аргивян
Их наставник Евмед,237 тебе любезный служитель;
Ибо, приметив, что смерть тайно готовит ему
Племя его, он бежал, прихватив с собою в дорогу
В Крейских горах обитать; тебя же, богиня, поставил
В тех ущельях, что мы днесь Паллатиды зовем.
Выйди, Афина о шлеме златом, губящая грады,
Ты, чей дух веселят звоны щитов и копыт!
Пейте сегодня от струй кладезных, не из реки.
Нынче, рабыни, несите сосуды свои к Фисадии
Иль к Амимоне,238 другой дщери Даная-царя —
Ибо, влагу свою со златом смесив и цветами,
На омовенье Афине; а ты берегись, пеласгиец,
Как бы нечаянно ты не увидал Госпожу.
Кто ее узрит нагой, Градодержицу нашу Палладу,
Аргоса нашего впредь уж не увидит вовек.
Слово скажу; не мое слово, но старых людей.
Дети, в некое время Афин л фнванскую нимфу
Дивно любила, ее всем остальным предпочтя
(Ту, что Тиресию матерь), и с нею была неразлучна.
Или, ища Коронеи, ища Галиарта,239 стремила
Бег упряжки своей чрез Беотийский предел
(Да, ища Коронеи, где ей благовонная роща
Посвящена и алтарь у Куралийской волны), —
Ни хороводы, ни смех, ни ликования нимф
Не услаждали Падладу, коль пляски вела не Харикло.
Все же и ей довелось горькие следы узнать,
Ей, что была для Афины меж всех любезной подругой.
Вместе купались в прозрачнотекущих водах, в Геликоне
Конском; полуденный час горы сковал тишиной.
Вместе купались они; полуденной это порою
Было, и тишина всюду царила в горах.
На ланитах младых) там же со сворой бродил.
Жажда томила его, и пришел он к струям несказанным,
Бедный: и то, что нельзя, против желанья узрел.
Гневная тотчас к нему слова обратила Афина:
«Что за демон тебя, очи свои навсегда
Только сказала — и мрак юноше очи покрыл.
Не было речи в устах у него; оковала колена
Мука, и в страхе коснел оцепеневший язык.
О Госпожа? Такова ль ваша, богини, приязнь?
Очи сыновние ты отняла. Злополучнейший отрок.
Ибо Афинино ты лоно узрел и сосцы,
Солнца же больше не узришь вовек. Увы мне, злосчастной!
Многое ты за немногое взял, меняла жестокий —
Нескольких ланей отдав, отрочьи отнял глаза!»
И, руками схватив обеими бедного сына,
Матерь вопль подняла, словно лесной соловей
И Афины уста слово такое рекли:
«О, жена, отрекись поскорей от речи, внушенной
Гневом, затем, что в беде должно винить не меня.
О, нисколько, поверь, похищать не сладко Афине
Кто одного из бессмертных, самим божеством не избранный,
Узрит, великую тот пеню уплатит за грех.
О жена, что свершилось, того воротить невозможно:
Верно, такую уж нить выпряла Мойра, когда
Чадо Эвера, беду, ту, что тебе суждена.
Сколько жертв принести пожелает в свой час Кадмеида,
Сколько, увы, Аристей, если бы только могли
Вымолить этой ценой они хоть слепцом Актеона!240
Но ни охоты, ни травли, ни стрелы, что вместе с богиней
Станет метать он в горах, все не помогут ему,
Стоит ему увидать не по воле своей омовенье
Дивной богини; свои псы господина пожрут,