И чтобы мать нашу общую мы почтили наградой,
Ей воздавая за труд, носившей нас долго во чреве,
Лишь отпряжет колесницу своею рукой Амфитрита
Для Посейдона в морях. Но я постигнуть не в силах
Смысла в речи богинь. Себя они называли
Стражами здешних мест, дочерьми Ливийских пределов
И героинями. Мне похвалялись, что все им известно,
После того их не видел я больше в том месте: какой-то
Или туман, иль туча немедля от глаз их сокрыли».
Так он сказал, и дивились друзья, слова его слыша.
Тут на глазах у минийцев свершилось великое чудо:
Выпрыгнул на берег вдруг чудовищный конь из пучины,
Мощный, с гривой златой, горделиво подъемлющий шею;
Тотчас он с тела стряхнул приставшую пену морскую,
Бросился прочь со всех ног, словно вихрь. Его увидавши,
Радостно молвил Пелей, обращаясь к товарищей сонму:
Для Посейдона супруга сама своей милой рукою.
Что же до матери нашей, то так назову лишь одну я
Нашу ладью. Ведь она, нас упорно неся в своем чреве,
Терпит немало невзгод и трудов, едва выносимых.
Мы же ее на свои некрушимые плечи возложим
И, не жалея сил, понесем далеко по песчаной
Этой земле, той дорогой, где конь быстроногий пронесся.
Ведь не сойдет же он вниз, под землю! Я так уповаю,
Что приведет его след где-нибудь нас к заливу морскому».
Музы поведали так, и со слов Пиерид, их прислужник,
Песнь я пою, и слышал я сказ, доверья достойный,
Будто бы вы, о царей сыновья, наилучшие мужи,
Силу и мощь являя свою, по Ливийским пустыням
Вверх поднявши корабль и все, что на нем находилось,
На плечи дно возложив, несли его целых двенадцать
Дней и ночей. Под силу ль кому о невзгодах и муках
Хоть рассказать, которые вы, трудясь, претерпели?
Подлинно, род свой вели от крови бессмертных герои,
Груз все вперед вы несли и, лишь вод Тритониды достигнув,
С радостью в них вы вошли и с плеч корабль опустили.
Тут, подобно неистовым псам, они врозь устремились,
Влаги источник ища — сухая прибавилась жажда
К горьким лишениям их и печалям, и были не тщетны.
Поиски их. Они подошли к тому месту святому,
Где охранял перед тем Ладон плоды золотые,
Страшный змей земляной, на лугу Атланта.
Кругом же Нимфы тогда Геспериды резвились и сладостно пели.
Возле ствола недвижно лежал, у яблони. Только
Кончик хвоста дрожал, с головы ж начиная до черной
Был он спины бездыханен, и так как горький
Лернейской Гидры яд был в крови оставлен стрелами героя,
Всюду в ранах гниющих гнездились присохшие мухи.
А Геспериды вблизи, заломив белоснежные руки
Над головой белокурой, стенали. Герои толпою
К ним подошли, но вмиг при их появлении нимфы
В пыль обратились и в прах. Орфей тут понял, что божье
«Милость свою вы нам благосклонно явите, богини,
Будь сопричислены вы к небожительниц светлому лику
Или наземных богинь, будь хоть нимфы пустынь ваше имя!
Нимфы, священный род Океана,443 дайте увидеть
Лик свой воочию нам и жаждущим вы укажите
Или источник какой, из утеса воду лиющий,
Или священный родник, из земли вытекающий, коим
Мы облегчить бы смогли палящую жажду. А если,
По морю путь завершив, придем мы в Ахейскую землю,
И возлиянья свершим и пиры в благодарность устроим».
Так он их громко молил, и они пожалели героев,
Страждущих видя вблизи: сперва для них прорастили
Травы из почвы, потом из травы этой кверху побеги
Первые вдруг поднялись, а затем и цветущих деревьев
Встали стволы над землей и раскинули ветви широко.
Эрифеида в вяз, и в белый тополь Геспера
Эгла в ствол священной ветлы превратилась. Из этих
Трех деревьев затем они вышли снова в том виде,
Кротко сказала тогда героям, в нужде пребывавшим:
«Подлинно, вам на подмогу большую в трудах ваших тяжких
Прибыл сюда из бесстыдных бесстыднейший некто. У змея
Стража отнял он жизнь и, взявши богинь золотые
Яблоки, вспять отошел. Нам же горе одно он оставил.
Муж этот к нам явился вчера — и видом ужасный,
И своей силой, — глаза подо лбом его дико сверкали.
Лютый, он был препоясан огромною львиною шкурой,
Но недубленой, сырой. Нес в руках он из сливы дубину,
Прибыл и он, как всякий, кто путь по земле совершает,
Пеший, жаждой палим, и искал он воды в этом крае.
Как ни старался найти, он воды б никогда не увидел!
Есть тут скала, совсем к Тритонову озеру близко.
Знал ли он сам о ней, или бог его в том надоумил, —
Только ударил по ней он ногой, и вода заструилась,