Не преставало болеть, пронзенное острою скорбью.
В городе тою порой, в чертогах дворцовых, как раньше,
Царь Алкиной и с ним Арета, жена Алкиноя
Рядом на ложах своих возлежа. И тут обратилась
С ласковым словом таким жена к законному мужу:
«Мой дорогой, ты спаси от колхов — о ней я радею —
Деву и ради меня окажи услугу минийцам.
Ведь недалеко от нас и мужи гемонийцы, и Аргос,
Царь же Эит живет далеко от нас, и не знаем
Мы его, — только слышим о нем. А девушка эта
Душу мою извела, горемыка, мольбами. Ты колхам
Не отдавай ее, царь, чтобы в дом ее отчий вернули.
Против быков, а потом, зло одно новым злом исправляя, —
Часто мы делаем так, — греша, от отца убежала
Гневного, гнева его страшась непомерного. Только
Слышала я, что великой Язон с нею клятвою связан:
Деву законной женой обещал он в дому своем сделать.
Пусть по воле твоей Эзонид не станет, о муж мой,
Клятвопреступником, пусть и ты не будешь виновен
В том, что родную дочь отец во гневе погубит:
Ведь чрезмерно отцы к дочерям бывают жестоки!
Сколько мук средь пучины морской претерпела Даная
По беззаконью отцову! Давно ль и от нас недалеко
Дочери злобный Эхет436 остриями медными оба
Ока пронзил, и теперь злополучная дева в темнице
Мрачной свой жребий влачит и мелет медь жерновами!»
Так говорила с мольбой. И сердце ему размягчили
Речи жены, и молвил в ответ ей он слово такое:
«Я могу отразить, Арета, колхов оружьем
Девы ради, и тем оказать услугу минийцам,
Да и Эита нам презирать, как сейчас ты сказала,
Было б некстати… Никто не сравняется властью с Эитом;
Он, хоть живет далеко, — коль захочет, пойдет на Элладу.
Так решить надлежит это дело, чтобы считался
Мой приговор наилучшим у смертных. Тебе все открою:
Если она еще дева, вернуть отцу присужу я
Дочь. Но если она вкусила мужнино ложе —
Мужа ее не лишу я, конечно, и если во чреве
Плод понесла, я врагам ее передать не позволю».
К сердцу умную речь жена приняла и, вскочивши
С ложа, по дому пошла. Сбежались немедля служанки,
Что госпоже помогать в любом ее деле привыкли.
Вестника тихо призвав, передать поручила Арета
Умный совет Эзониду: что должен он в жены не медля
Деву взять и царя ни о чем не молить Алкиноя, —
Сам-де явится он и пред колхами так все рассудит:
Если она еще дева, отцу передать порешит он
Дочь. Но если она вкусила мужнино ложе,
Молвила так. Помчали гонца проворные ноги
Вон из дворца — возвестить справедливое слово Язону,
Мысли Ареты открыть и решенье царя Алкиноя.
В бухте Гиллейской, близ города, возле ладьи отыскал он
Всех героев; не спали они, не снимали доспехов;
Весть он передал им. Взвеселился в душе своей каждый,
Ибо с приятною речью к дружине гонец обратился.
Тотчас с вином для блаженных богов кратер приготовив,
Как надлежит, овец к алтарю подвели по обряду.
Деве в пещере святой, где жила когда-то Макрида,
Кроткого дочь Аристея, который пчелиного роя
Свету изделье явил и жир многотрудной оливы.
Первой Макрида себе на грудь в Евбее Абантской
Зевсова сына, нисейца, прияла с великой охотой,
Медом пчел увлажнила уста младенца сухие,
Лишь из огня Гермес его спас. Но увидела Гера
Это и деву в сердцах изгнала с острова тотчас.
Та же себе приют обрела у феаков в пещере
Там разостлали они просторное ложе, а сверху
Яркий струившее блеск руно золотое, чтоб почесть
Браку воздать и прославить его. Цветов же узорных
Нимфы нарвали для них и к ним на лоне лилейном
Их принесли: все вокруг, как огнем, озарилось сияньем, —
Блеск струили такой завитки руна золотые
И зажигали в очах желание сладкое. Все же
Каждой стыд не давал руна рукою коснуться.
Нимфы одни прозывались Эгея-реки дочерями,
Третьи, лесные, из мест холмистых явились.
Сама их Гера, Зевса супруга, подъяла, славя Язона.
И до сих пор называют священной пещерой Медеи
Ту пещеру, где их съединили нимфы друг с другом,
Распростерев им душистый покров. Герои же в дланях
Бранные копья подъемля, на случай, коль вражья дружина
Битву нежданно начнет, нападет на них, и ветвями
Щедро виски увенчав, окружив их пышной листвою,
Мерно и в лад под лиру Орфея, звучащую громко,
Не в Алкиноя владеньях хотел заключить поначалу
