ты, Беркович, повезешь, если, конечно, медицина даст добро. Ты, брат, один остаешься.
— А может, Пахомов? Я его вчера видел на тренировке, — робко спросил лейтенант.
— Так он же в отпуске. Хотя… Давайте, берите Серегу. Ты, Валентин, с ним свяжешься? — обратился полковник к лейтенанту. — Лучше уж он здесь, с нами будет, чем где-то… Ты что, Боря? — полковник посмотрел на Берковича, который сидел, опустив голову на стол.
— Может, не ехать мне? Ребята там и без меня справятся. Плохо мне, знобит что-то.
— Они, может, и без тебя справятся. Да тебя-то, даже больного, на съедение отдавать не хочется! Надо, чтобы вы теперь все вместе были. И если мы переживем этот критический момент, то все будет как на праздник солидарности трудящихся — и выпивка, и закуска! Так что давайте вместе вперед! А я уж тут как- нибудь один справлюсь. Такой кусок, как я, никому за один присест не съесть! — полковник вышел из-за стола и подошел к своей «команде».
— А мне он не нравится, — мрачно произнес Богдан, глядя на пол.
— Кто «он»? — полковник остановился против Пивня и с интересом посмотрел на него.
— Серега ваш, Пахомов. Не лежит к нему душа, и все тут!
— Ты его просто не знаешь, Богдан! Вон лейтенант с ним боксом занимается. Лейтенант, что скажешь о Пахомове?
— Классный боксер. Мастер спорта и мой товарищ! — восторженно ответил лейтенант.
— Ну вот видишь, а ты: не доверяю. Брось, Пивень, мы на работе, а не в парке на прогулке! — и похлопав мрачного Богдана по плечу, полковник вернулся на свое место. — А ты, Борис Борисович, — обратился он к майору, — иди к медикам: посмотрим, что они тебе скажут. Не нравишься ты мне: позеленел весь, как Фантомас. Оттуда позвонишь мне сюда, что у тебя: простуда или тиф. Ладно, шучу! Давай, действуй. Может, помочь?
— Не надо, сам дойду…
Когда майор вышел, полковник обратился к оставшимся Богдану и лейтенанту.
— Пока все. Через час жду у себя на инструктаж. Да, Богдан, задержись на минутку. Присядь-ка. Что, жарко?
— Парит, — сказал Пивень, резко меняя свой залихватский тон на сдержанно-деловой, снимая пиджак и вешая его на спинку стула.
— Надеюсь, ты понимаешь, что все должно быть так, чтобы комар носа не подточил? — спросил Вадим Анатольевич.
В кабинете зазвонил телефон.
— Слушаю, — думая о чем-то своем, полковник медленно поднес трубку к уху. — Что? Тридцать девять и пять? Ну тогда отбой! Езжай домой, Борис, лечись… Ах да, домой лучше не ехать. Слушай, у тебя есть куда ехать? Куда? Ага, вот и езжай, только прихвати антибиотики. Отлеживайся. Может, уже завтра понадобишься… Беркович выпадает, — озабоченно произнес Вадим Анатольевич. — Медицина отправляет его лечиться. Тогда вас будет трое.
— Так даже лучше.
— Слушай, Богдан, а что ты так на Пахомова накинулся? — с интересом спросил полковник. — Чувствую, что-то есть между вами! — полковник усмехнулся. — Да, как ты думаешь, кто твоих ребят угробил? — Вадим Анатольевич говорил почти шепотом: — Жаль, хорошие были ребята. И «бабки» теперь уплыли… Кто же это такой смелый… Богдан, неужели всех сразу наповал?
— Да… Никто даже пикнуть не успел, — едва слышно ответил Богдан.
— Но кто это? Кто???
— Спинным мозгом его чую! — глаза Богдана сверкнули. — Это тот, кто в курсе моих дел, тот, кто крутится где-то рядом: подглядывает, вынюхивает… И не зря ведь он ударил именно в этот момент!
— Пахом?! — полковник вытаращил глаза на Богдана и застыл.
После того как весь мокрый от пота и сверкающий глазами Богдан покинул кабинет полковника, изложив ему свои соображения, Вадим Анатольевич вытащил из кармана радиотелефон й набрал один московский номер.
— Сивцов? Привет! Вадим из Питера беспокоит… Вот-вот. Да ничего. Только комиссия от вас до сих работает. Сам понимаешь, немного нервирует. Да… Слушай, Петя, у меня к тебе просьба. Найди мне Паукова Андрея Львовича. Ваш московский. Программист. Судя по всему, работает на различные крупные фирмы. С одной из таких у нас был контракт в прошлом году на постановку в наши компьютеры систем защиты информации. Да, Петя, примерно так… Только, Петя, все это должно остаться между нами. Не нужно поднимать на ноги своих людей. Проведи частное расследование: так надежней, да и клиент пугаться меньше будет. В общем, давай, бери его осторожненько за рога и коли, но нежно, Петя, нежно… Да, верно, делай что-то вроде общего массажа. Сделаешь? Ну вот и хорошо. Жду звонка… Да, только ты мне не по служебному, а по радио, да, по домашнему. Есть он у тебя? Звони-звони, он всегда у меня в кармане. Все, отбой!
Вадим Анатольевич положил трубку и, ухмыльнувшись, принялся рисовать в раскрытом ежедневнике треугольники и квадраты, как это еще час назад делал майор Беркович, сосредоточенно готовясь одним взмахом провести окружность…
На скамье перед домом сидел чернявый молодой человек лет сорока-сорока пяти и не знал куда ему деть свои нервные руки с тонкими подвижными пальцами. Он подкладывал их себе под задницу, и тогда со стороны это выглядело так, словно интеллигентный воспитанный человек очень хочет в туалет, которого нет в радиусе трех километров; так хочет, что даже встать не может, и что, вероятно, сейчас он от этого своего несбыточного желания кончится в судорогах прямо на скамейке. Потом он прятал их в карманы куртки и сжимал в карманах кулаки, и все проходящие мимо него думали что это сидит наемный убийца, поджидающий жертву, или террорист, который сегодня непременно должен бросить в кого-нибудь свою бомбу и тем самым восстановить попранное достоинство идиота. Молодой человек наблюдал за одним из парадных входов.
Ах, как ему хотелось сейчас улететь, унестись из этой нищей пустыни к далеким берегам сытости и достатка незаметной птичкой. Но он должен был еще отработать это право беспосадочного перелета через океан тоски и горьких разочарований, чтобы обновленным вступить в райские кущи демократии, свободы и бесплатных бифштексов по воскресеньям.
Это был Эдуард, тот самый «именинник», которого ласково трепал за щечку «ценитель прекрасного» Вадим Анатольевич.
Последние десять лет в своих жизнеудручающих полотнах Эдик пытался нарисовать для себя окно в Америку. Но то ли рука его была не той силы, то ли окно не подходило по размеру, но только Америка плевать хотела на очередного бездомного подкидыша. И вдруг американец, столько лет только обещавший Эдику взять его с собой, сообщил, что дело его теперь «в шляпе». Скоро они отбывают за океан с его картинами, чтобы произвести, фурор в мире искусства. Все это было сказано в почти аристократической манере полунамеков с целым букетом лестных эпитетов в его адрес. Только сначала надо было выполнить одно малюсенькое поручение мистера Гордона — проследить за одним человечком. И все, дальше — Америка, лучшие галереи, слава…
Наконец из парадного вышел мальчик. Он был одет именно так, как следовало из описания. Мальчик отправился пешком к метро.
Эдик вскочил со скамейки, словно ужаленный в одно место, и отправился следом. В его обязанности входило незаметно проводить мальчика до железнодорожной платформы и там посадить в электричку.
Идя вслед за мальчиком, Эдик моментально вспотел: он чувствовал в этом поручении какой-то страшный подвох, и уже от этого его трясло, как злодея на электрическом стуле.
