Мистер Гордон сидел в зале ожидания, развалясь «по-американски» в одном из кресел, и ждал, когда наконец объявят регистрацию его рейса. Вчера вечером после очередного «сеанса связи», когда ему стало ясно, что именно он должен предпринять, чтобы наконец обрести свободу в этой варварской стране, сковавшей его по рукам и ногам, он тщательно распланировал свой сегодняшний день.
Во-первых, он послал по некоему адресочку одного из своих «мальчиков», которых уже давно держал на привязи, как щенят, подкармливая эту скулящую братву дешевыми подачками в виде многословных уверений в их талантливости и ничего не значащих обещаний устроить их бедные судьбы в богатой и сердобольной Америке. «Мальчик» должен был кое за кем проследить. За это «мальчик» получал твердые гарантии в самом скором времени получить брайтоновскую прописку. «Мне бы самому ее получить!» — думал мистер Гордон и только диву давался, искренне не понимая, как можно верить всей той ерунде, которую он не уставал повторять этим «гениальным» идиотам.
Во-вторых, он купил авиабилет. Мистер Гордон должен был успеть за сегодняшний день провернуться с одним деликатным «дельцем», потом вернуться сюда и уже здесь, в Петербурге, совершить свой последний «подвиг». И этим откупиться от всепожирающего злого духа, буквально по пятам преследующего мистера Гордона последние несколько месяцев. Действительно, что может быть проще, чем парочка невинных агнцев, брошенных в разверстую пасть чудовища, ангельской кровью выкупающих тебя у злого рока?!
И все-таки как он устал! Устал от этих бесконечных сеансов модемной связи, этих «маленьких просьб» и «необременительных поручений» своего анонимного «друга» и тайного соглядатая, который тянул из него жилы.
Поначалу мистер Гордон несколько раз пытался выехать из Петербурга, чтобы затаиться в каком-нибудь цивилизованном уголке России, но его бегство всякий раз срывалось. То его задерживали в аэропорту, обнаружив в багаже не принадлежащие ему подозрительные пакетики и бутылки с резко пахнущей жидкостью: тогда человек в штатском просил его пройти в соседнюю комнату и там предъявлял ему обвинения в терроризме или контрабанде наркотиков. Когда мистер Гордон начинал кричать, ему показывали «интересные» фотографии, которые обещали передать не только местным органам правосудия, но и в Интерпол, если только мистер Гордон не оставит свои возмутительные намерения покинуть Северную Пальмиру.
Бывало и так, что его билет на скорый поезд куда-то пропадал из портмоне. Но зато на месте билетов расстроенный американец обнаруживал письмо, в котором его в любезной, даже изысканной форме просили задержаться в Санкт-Петербурге еще на неопределенное время и уверяли, что его «бизнес» (в письме грубо намекали на связь Гордона с иностранными разведками и спецслужбами) непременно пойдет в гору в счет оплаты его морального ущерба.
В письме также сообщалось, что если мистер Гордон все же решится тайно уехать из города на Неве, то уже никто не сможет поручиться за его жизнь. Поскольку существует очень большая вероятность, что американец, выехав без спросу из пункта А, никогда уже не прибудет ни в какой, даже в самый распрекрасный пункт Б! Из этих писем также следовало, что о нем уже знают более чем достаточно, чтобы упрятать его в этой стране лет на двадцать пять куда-нибудь на свежий воздух в Мордовию. Гордон понимал, что кто-то готовился поймать крупную рыбу. А в качестве наживки должен был выступить бедненький мистер Гордон, простой полуамериканец, любящий деньги, шедевры мирового искусства и женщин гораздо больше, чем национальный флаг. Да-да, его до поры сохраняли для какой-то миссии или держали «на мясо» — хотели подставить утонченного американца под грубые русские пули.
После таких писем хотелось уйти на дно и забыться. Но его держали на слишком коротком поводке. Тот, кто стоял за спиной, горячо дышал Гордону в затылок. Он знал об американце все: и о его делах в Западной Европе, и о его американских «художествах».
Поэтому, когда ему на вчерашнем «сеансе» предложили «вольную» за парочку обыкновенных убийств, он с радостным трепетом откликнулся на заманчивое предложение. Ведь перегрызть барану глотку и сбежать в лес было куда как проще, чем изо дня в день «служить» хозяину за жидкую похлебку…
— Не причитай! Закудахтал, как курица! — полковник раздраженно смотрел на бледного майора Берковича, рот которого был полуоткрыт, а глаза испуганы. — Что и куда — это моя забота! Все будет нормально, а если произойдет какая-нибудь заминка — поедете ко мне на дачу. Она недалеко от тех мест. Будете ждать меня там. Богдан, ты помнишь, где она?
— Смутно…
— И я не знаю! — сказал майор, заметно нервничая. Ему не нравилось это новое «дело» начальника.
— Не скули, Борис Борисович, сейчас нарисую, — полковник быстро набросал план и протянул его майору. Майор несколько секунд внимательно изучал его. Потом план взял со стола Пивень и молча положил его себе в карман.
— Не нравится мне все это, — мрачно сказал майор. — Там ведь кто-нибудь еще обязательно будет. И что мы ему скажем? Или тоже «возьмем под охрану»*1
— Там никого не будет. Его мать не любит делить дачу еще с кем-то. Сначала приедет он, а уже ближе к вечеру — она.
— А откуда это известно? — не унимался майор.
— Московская комиссия назначила ей «встречу» на завтра. Но она попросила перенести ее на сегодняшний вечер в связи с семейными обстоятельствами. Сказала, что если срочно понадобится, она будет в Васкелове с сыном.
— И все же не понимаю, зачем все это? Зачем??? — майор скорбно покачал головой.
— Нас хотят завалить, майор, неужели ты этого не понимаешь? От меня перья полетят, но и тебя на дыбу вздернут!
— Но отвечать…
— Я же сказал — не причитай. Исполняйте приказ и ждите. Я позвоню вам туда и скажу, как дальше быть. Вы делайте свое дело там, а я здесь буду договариваться. Думаю, что договорюсь, — полковник поднял голову и задержал свой взгляд на Берковиче. — Слушай, майор, ты что такой бледный сегодня. Заболел, что ли?
— Второй день подряд крутит меня всего, ломает. Грипп, что ли? В общем, инфекция какая-то по телу гуляет…
— Надеюсь, не трихомонадная или гонококковая? — едва заметно улыбнувшись, спросил полковник. Все присутствующие, включая майора, тихонечко засмеялись, принимая эту казарменную шутку начальника как команду «вольно».
— Надеюсь.
— Но ты, Борис Борисыч, все же зайди сейчас к врачу, а то вдруг тебе дома надо лежать да пилюли глотать, а я тебя тут на работу посылаю.
— Хозяин, — обрел дар речи Богдан Пивень, поднимаясь из-за стола, — а кто повезет нас? Путь-то не близкий!
— Ты, Богдаша, бросай свою хамскую манеру обращения к старшим не по званию! Это тебе не пивная, и не воровская «малина», и даже не лагерь усиленного режима… Вот ты и повезешь.
— Я водить не могу. Меня всю жизнь самого возили! — ощерился Пивень.
— Тогда ты, лейтенант, — полковник кивнул третьему, самому молодому, до сих пор не проронившему ни слова.
Лейтенант поднял правую руку: кисть руки была загипсована.
— А ты где успел? — вскочил с места полковник, бросая сигарету в пепельницу.
— Я, товарищ полковник, на тренировке кисть сломал.
— Как сломал?
— В лоб попал спарринг-партнеру, а кулак сжать не успел.
— Ну и дурак, что не успел. На фронте таких, как ты, лейтенант, к стенке ставили — за членовредительство. Э-эх! — и полковник махнул рукой в сторону лейтенанта, опустившего голову. — Тогда
