Китти поежилась:
— Этого в моей жизни было предостаточно. Включая ситуации, когда они больше не возвращались.
Алекс поцеловал Китти в напудренный лобик. От нее пахло театральным гримом. Ее красный костюм дополняли бриллиантовые сережки и блестки зеленых теней вокруг глаз. Волосы курчавились. В портпледе скучала Люсия в шерстяной попонке. Обе они уже вышли из подходящего для таких путешествий возраста.
— Бедная Люсия! Семь часов ей там маяться. Не к лицу леди совершать турне подобным образом.
Алекс сунул руку в портплед, чтобы погладить Люсию:
— Долетит как миленькая. Только не давай ей скулить.
— Макс точно уже позвонил в полицию. Решит, что меня маньяк похитил или еще какой помешанный.
— Я с Максом разберусь, — пообещал Алекс, не особенно веря в собственные слова, потом поцеловал ее еще раз и сказал «до свидания».
Часом позже фортуна начала дарить его улыбками: лететь предстояло в бизнес-классе. Он оказался в таком салоне впервые и, несмотря на все свое чувство юмора, испытал легкий шок. Забота о пассажирах не имела границ. Разница чувствовалась во всем, хоть самая маленькая: в сортах апельсинового сока, салфетках (из мягкой ткани или бумаги), толщине пледов, заточке карандашей. Различия между бизнес- и туристическим классами казались ему олицетворением гойской концепции небесного счастья. По-детски смаковать свою порцию изысканного мороженого, когда у приятеля рядом все его лакомство упало на землю.
Как бы то ни было, в бизнес-классе имелся телефон. Алекс сунул кредитную карточку в щель, чтобы выслушать — девять долларов минута — рассказ Эстер об операции. Под влиянием наркоза у нее начались глюки: будто бы рядом стоял его отец.
— Наверное, — ее голос еле слышался, слов почти не разобрать, — подумаешь, что я совсем с ума сошла.
Алекс ничего не ответил. Временами на Эстер накатывала волна «одухотворенности» — начиная с веры в сигналы, посылаемые ей звездами с последних полос газет, через гороскопы, и кончая беседами в стихах с африканскими предками. На сей счет у Алекса имелось собственное мнение. Не очень-то он во все это верил. Вообще, спиритизм ему претил и ничего, кроме улыбки, у него не вызывал.
— Ну же, — проговорила она. — Скажи мне! Что это было?
— Нет, я… ничего. Просто так. Мой отец? Не
— Твой отец. Он держал мои ноги.
— Что ж, ему в жизни довелось немало подержаться за чужие ноги, потому что ноги — это очень важная…
— О, забудь это. Забудь! Слушай, я не могу говорить громче, еще слабая. Хочу отдохнуть.
Стюардесса наклонилась к самому лицу Алекса и спросила, не хочет ли он какао.
— Эстер, подожди. Подожди. Когда тебя выписывают?
— Утром. Скоро. Я готова. Хочу домой.
— У меня совершенно потрясные новости для тебя.
— Расскажешь завтра. Хочу показать тебе свои швы. Можем поиграть в смотрелки и говорилки. Где ты сейчас?
— Двигаюсь прямо к Маунтджою. Летим над водой. Как ты думаешь, в случае аварии лучше падать на воду или на землю?
— Алекс, что с тобой? Сейчас же постучи по дереву.
— Нет здесь дерева. Это бизнес-класс, сплошной хай-тек. Один блеск вокруг.
—
— О’кей, о’кей, только не переживай. А как насчет чего-то прежде бывшего деревом?
— Подходит.
Алекс дотронулся до меню, которое предлагало выбор из пяти грибных блюд.
ГЛАВА 7
Освобождение быка
Диванчик на трех человек, покрытый алым бархатом. Рабби Дарвик держал его за одну сторону, а рабби Грин — за другую, при этом они оживленно беседовали. Когда показался Алекс, диванчик находился как раз напротив маунтджойского мемориала, и уставшие раввины поставили свою ношу на землю.
— И конечно, достойно удивления, что они так и сидят в своих машинах. — Рабби Грин показал на забитую автомобилями улицу. — Едут плотно, одна к одной.
Именно Дарвик первым заметил Алекса и встал, чтобы пожать ему руку:
— Тандем! Вернулся! Ну и город у нас, а? Так! Доброе утро, или лучше сказать, — он посмотрел на часы, — добрый день?
— Где Рубинфайн?
— Собственно говоря, рабби Рубинфайн взял машину, чтобы сделать кое-что для тебя, — сказал Грин и, не поднимаясь, схватил Алекса за руку, которую тот не успел отдернуть. — Поехал в синагогу на Малберри-роуд поговорить с рабби Барстоном. О вторнике. Как все устроить.
— Не надо было ему туда ездить, — взорвался Алекс. — Я бы и сам все сделал.
— Да, конечно, — улыбнулся Грин. — Только не сделал.
Часы над зданием станции пробили девять, и мимо пробежала стайка школьников. Недавно подстриженные деревья вздымали к небу кулаки-ветви. Алекс снова видел свой Маунтджой, только странный и резко прорисованный, рельефный, будто прежде смотрел на него без очков, а теперь надел их.
— Выглядишь неважно. — Дарвик присвистнул. — Выбился из ритма. Присядь-ка на минутку.
— На самом деле я только в магазин выскочил.
— Да сядь ты на секунду,
Алекс немного помялся, но сел, закинул ногу на ногу и уставился на свои ботинки.
— Мы — рабби Грин и я — придем вечером во вторник, для миньяна. Тебе это известно? — Дарвик похлопал Алекса по колену. — Вместе с твоими друзьями. Со всех сторон будут знакомые лица.
— Замечательно, — согласился Алекс и напряг память, вспоминая, за каким кормом для Люсии послала его Китти. — Правда-правда. Крайне вам признателен, потому что, насколько мне известно, миньяна нет, если присутствует меньше десяти человек. Понимаю все это. Так что благодарю. Передайте мою благодарность и Рубинфайну.
— Миньян для тебя гораздо важнее всех прочих дел, — доверительно прошептал Дарвик. — Это истинная вера. Настоящее деяние.
— Да. Понимаю. — Алекс поднялся, чтобы пойти дальше.
Грин напыщенным тоном процитировал:
— «Жизнь лишь ничтожная малость, а смерть нам навеки досталась». Знаешь, кто это сказал? Какой поэт?
— Ребе, я не читаю стихов. У меня нет на них времени.
— Отдай долг ушедшему от нас. — Грин вдруг посуровел.
