мажордом? а кто их разберет…) в вычурной ливрее почтительно протянул обратно пригласительный билет, склоняясь в низком поклоне. — Прошу, проходи.

— Спасибо… — неловко кивнул Вакай, с тоской оглядываясь назад. Такси уже отъехало от крыльца, и гнаться за ним поздно. И чего его сюда принесло? В жизни не ходил ни на какие благотворительные вечера. Он со времен детского дома не переваривал торжественные мероприятия. Если бы не настойчивая просьба господина Исэйки… Ну ничего. Познакомится он с той таинственной персоной, слопает чего-нибудь вкусного на фуршете, а потом тихо свалит домой. В конце концов, когда еще удастся поглядеть на сливки высшего света Катонии? Тем более что билет сюда, по слухам, стоит тысяч восемьдесят, и раз уж достался на халяву, надо пользоваться. Жизненный опыт полезен всякий, в том числе и такой.

Он прошел в услужливо распахнутые лакеем двери и оказался в огромном холле. Пышные золотые люстры сияли вовсю, хотя в большие витражные окна еще били лучи закатного солнца, отражаясь в полированных мраморных полах. По периметру зала стояли столы с закусками: всякими бутербродиками, рулетиками, корзиночками, сладкими булочками, нарезанными фруктами и прочей снедью. Бутылки с вином и кувшины с соком орудийными стволами возвышались над стройными шеренгами хрустальных бокалов. По холлу парами и поодиночке прогуливались разодетые мужчины и женщины, деловито сновали юркие личности, по виду — репортеры, в углах расположились телеоператоры с огромными дисками объективов на груди, с лицами, закрытыми блестящими щитками контроль-панелей. Тихо играла ненавязчивая музыка. В общем, все примерно так, как и показывали по дуроящику. Вакай тихо отошел в сторонку, к одному из столов, и внимательно оглядел закуски. Распознать ингредиенты по виду не удалось, и он храбро откусил от одной тарталетки из песочного теста. На вкус начинка показалась чем-то рыбным, весьма приятным на вкус. Сжевав тарталетку целиком, он бросил взгляд на часы. До официального начала мероприятия оставалось еще минут двадцать. И чего он появился так рано?

— Добрый вечер, господин Вакай, — звук знакомого голоса заставил его вздрогнуть. Он повернулся.

— Вечер, господин Исэйка, — поздоровался он в ответ.

— Рад, что ты все-таки решился выбраться. Я уж боялся, что такой затворник, как ты, не рискнет.

— Ну, не такой уж я затворник, — вежливо улыбнулся математик. — Я и в университете преподаю, и на симпозиумы регулярно выбираюсь…

— Однако же на официальное мероприятие тебя вытащить невозможно, — так же вежливо улыбнулся в ответ собеседник. — Помню еще по тем временам, когда Фонд поддержки талантов платил тебе стипендию.

— Кстати, господин Исэйка, а ты все еще председатель Фонда? — Вакай взял со стола бокал и наполнил его соком, апельсиновым, судя по цвету.

— Нет. Я уже много лет как депутат Ассамблеи. Устав Фонда запрещает его сотрудникам заниматься публичной политикой. Фонд — образовательное, а не политическое учреждение.

Политик взял со стола бокал, налил в него вина и пригубил.

— Вот как? — Вакай вежливо поднял бровь и отхлебнул из своего бокала. — Не знал. Весьма разумно.

— Да, весьма, — согласился политик. — Но ты, вероятно, сгораешь от нетерпения, зачем я так настойчиво тебя звал?

— Так скажем, господин Исэйка, я испытываю определенное любопытство. Ко мне редко испытывают интерес за пределами… профессионального круга общения. Что за таинственная персона проявила ко мне интерес?

— Сейчас явится, и ты сам увидишь. Она звонила пару минут назад и сообщила, что вот-вот подъедет. Она утверждает, что у нее к тебе в наивысшей степени важный и конфиденциальный разговор. Я не в курсе деталей, прости.

— Вот как? — повторил Вакай. — И что же в таком случае заставило ее пригласить меня сюда? Мы могли бы встретиться и в городе, у меня дома, например.

— Я не знаю ее мотивов, господин Вакай. Могу лишь предполагать. Ей не так-то легко выкраивать время в своем расписании, а здесь ей все равно следовало появиться по политическим соображениям.

— Я польщен, что такая важная персона нашла время на скромного меня, — язвительно откликнулся математик. — Однако я могу и подождать. Раз меня здесь бесплатно кормят…

Он демонстративно взял с подноса бутербродик с каким-то нежным мясом и сунул его в рот. А что, тоже неплохо.

— Да вот и она, — сказал депутат, указывая взглядом в сторону дверей. В них как раз вошла молодая женщина в длинном искрящемся черном платье, оставляющем открытой правую грудь и левое бедро. В поддерживающем бюстгальтере она определенно не нуждалась, и даже с расстояния Вакай мог видеть, что она хороша той особой зрелой красотой, что не требует манекенной внешности, но очаровывает мужчин с первого взгляда. Уверенные движения, приветливая улыбка, волосы, забранные в высокую прическу со сверкающими камешками и свисающими на плечи отдельными прядями — настоящая светская львица. Самка, наверняка глупая и похотливая. Вакай никогда не гонялся за женщинами, но в свои тридцать четыре года имел определенный опыт общения с ними. Некоторые экземпляры весьма интересовались тем, каков же в постели лауреат, самый молодой профессор, автор многочисленных статей и так далее. Они удовлетворяли свое любопытство, он пользовался ими, после чего они расставались по обоюдному согласию и без взаимных претензий. Ни одна из них не могла осознать даже примерно, чем он занимается. Математикой, и ладно. Хорошо, если кто-то из них еще помнил со школы слово «вектор».

Девица тут же оказалась в кольце корреспондентов и телеоператоров. Засияли поднявшиеся над головами ромашки бестеневых прожекторов. Наперебой загудели неразборчивые голоса. Интересно, откуда такая высокопоставленная персона вообще о нем узнала? Ее лицо кажется смутно знакомым.

— Кто она? — спросил он у Исэйки.

— Госпожа Цукка Касарий, почетный консул Республики Сураграш в Катонии.

Сураграш? Ах, да, нынешний вечер тоже в пользу якобы сураграшских детей. Интересно, сколько из собранного в действительности пойдет на заявленные цели? Наверняка ведь тамошние чиновники разворуют три четверти. А то и девяносто процентов. Ишь, как вырядилась, представительница страдающих младенцев! Сытая и холеная, наверняка никогда в жизни сама не голодала.

— Боюсь, какое-то время у нее на неизбежное общение с прессой уйдет, — депутат снова пригубил вино. — М-м, замечательно. «Касю», урожай сорок четвертого года, пять тысяч за бутылку. Рекомендую, господин Вакай.

— Спасибо, нет, — сухо отказался математик. — Мне сегодня еще работать.

— После такого вечера? — удивился политик. — Впрочем, дело твое. Есть предложение подняться наверх, — он кивнул на уходящую на второй этаж лестницу. — Там есть отдельные кабинеты.

— Не возражаю, — кивнул Вакай. — Вот только наберу на тарелку закусок.

— Не трудись, — Исэйка пощелкал в воздухе пальцами, и возле них прямо из воздуха материализовался слуга — тоже живой, не чоки. Определенно, хозяева особняка в средствах стеснены не были. — Милейший, распорядись подать закуски и напитки на троих в… скажем, пятый кабинет.

— Слушаюсь и выполняю, блистательный господин, — слуга склонился пополам и словно растворился в воздухе. Они здесь что, телепортацию освоили? Или просто голограмма?

Они вдвоем неспешно прошли по холлу и поднялись по загибающейся полукругом лестнице. По дороге на них с любопытством поглядывали мужчины в официальных костюмах и женщины в вечерних платьях. Большая часть платьев состояла из невообразимого количества ткани и драгоценных камней, странным образом оставляя владелиц практически голыми. Пожалуй, на их фоне великолепная госпожа Цукка Касарий смотрелась верхом скромности и целомудрия. Иногда Исэйка кивал встречным — некоторым с теплой открытой улыбкой, некоторым сухо и официально, однако ни с кем не заговаривал.

В кабинете, вход в который скрывала тяжелая бархатная занавесь, уже ожидал сервированный стол. Все те же закуски, вино и три бокала. Свет горел приглушенно, стоял интимный полумрак, вполне подходящий для будуара светской дамы. Вот, значит, в каких интерьерах обделывают свои делишки политики крупного калибра… Исэйка с Вакаем уселись в глубокие мягкие кресла, и депутат завел разговор ни о чем. Он упомянул погоду («какая необычно дождливая и холодная зима в нынешнем году, но