«Both Sides of the Moon» потерпел еще более сокрушительное фиаско. Для его записи Кейт притащил в студию Дика Дейла (Короля серф–гитары) и Спенсера Дэвиса — самого тихого участника «Hollywood Raj» — однако, хотя их имена здорово смотрелись на обложке пластинки, Мун, который к тому же не был автором песен, лишь испортил собственное наследие, записав несколько смехотворных ри–мейков на хиты из репертуара «The Who» и своей предыдущей команды, «Wembley's Beachcombers», игравшей серф–музыку. Даже «развлекательная» «Solid Gold» — где Ринго выступил в роли конферансье — на пластинке теряла свой эффект, что, собственно, происходит с любыми записанными комедийными номерами.
Самому неповоротливому из всей компании, Мэлу Эвансу, не стоило никаких усилий, чтобы организовать духовую секцию для версии Муна одного из синглов Леннона. Сорокалетний Мэл Эванс так ничего и не достиг, уйдя из семьи скитаться по свету со своими бывшими боссами; он был убит вооруженными полицейскими после шумного скандала в его квартире с какой–то проституткой. Кое–кто посчитал, что это было самоубийство.
Марку Болану было суждено погибнуть в автокатастрофе в 1977 году. Ее Величество Смерть подкралась и к Кейту Муну, и многие из тех, кто знал «Безумца» — так, как его знал лучший друг Ринго Старр, — были не слишком удивлены, когда узнали, что он испустил последний вздох после многолетнего насилия над организмом. По иронии судьбы, Муна вынесли на носилках из старой квартиры Ринго на Монтегю–сквер, и ни один из последующих владельцев не осмелился изменить ее психоделическую обстановку.
Если он не побеспокоился о том, чтобы быть на похоронах Рори Сторма, с какой стати Ринго должен был провожать в последний путь Болана, Муна и прочих почивших соратников, тем более что был «абсолют но уверен в том, что человек теряет душу, как только он садится в лимузин»? Не столь загадочной была брошенная им фраза: «Мне не терпится отойти в мир иной, я не могу ждать еще полжизни». И хотя эта беспечная бравада была для Муна типичным способом общения, Ринго слабо взволновала фраза, которую впоследствии произнес Нильссон:
«Пит (Тауншенд) защищает Кейта. Мне кажется, Джон тоже по–своему оберегал Ринго».
Пытаясь упорядочить хаос, царивший у него внутри, Старр, пускай временно, сумел выкарабкаться из пропасти, в которую он попал. Когда утихло его сумасшествие, он осознал:
«Я оказался в плену странных убеждений, что если ты творческая личность, то у тебя не все в порядке с головой».
Используя первое кораблекрушение Нильссона как своеобразный «маяк», Ринго встал за штурвал «Goodnight Vienna»; он прокладывал путь между опасными рифами, руководствуясь картой «Ringo». Этот сингл плелся где–то в хвосте американского Тор 40. Чтобы избавиться от ощущения «сырости» материала, каждую из частей начинали с объявления темпа, и вторая версия сингла, завершавшая альбом, предстала чем–то вроде выступления ресторанного ансамбля, в антракте которого играл аккордеон. Основанная на рифе, чем–то напоминающем «Money», «Goognight Vienna» стала более законченной композицией, чем «I'т the Greatest», а в ее тексте были интересные поэтические находки вроде «я чувствую себя арабом, танцующим на Сионе».
Любезный Леннон также сыграл на гитаре в «All by Myself», одном из трех опусов команды Старра — Пончи. «Дурацкие» ворчания звучали в ней довольно забавно, но «All by Myself» плюс «Oo–Wee» и медленная «Call Me» выглядели не более чем плоды труда двух парней, которые вообразили себя композиторами. Основу же альбома составляло то, что Ринго назвал «чужими вещами», в частности сочинения Нильссона; в его «Easy for Me» говорилось о смешанных чувствах непривлекательной девушки. Эта композиция больше подходила Скотту Уокеру — главному исполнителю песен суперэмоционального бельгийского композитора Жака Бреля и «поп–певца, который умеет петь», чем натужно квакающему Ринго Старру, чей голос идеально ложился на музыку более незамысловатой «Snookeroo».
Занятый как–то раз нудной домашней работой, я вдруг с раздражением заметил, что напеваю себе под нос «Snookeroo»; эта песенка, хотя и приятная на слух, принадлежала Элтону Джону, одному из миллионов исполнителей, которых я терпеть не могу. Так же как и к «I'т the Greatest», текст к «Snookeroo» накропал личный стихоплет Элтона Джона, Берни Тоупин, который осветил в ней загубленную ливерпульскую юность Ричи. Кроме помещенной на рекламные плакаты «Goodnight Vienna» школьной ведомости Старра, еще более явным напоминанием о старых деньках была сама обложка пластинки, на которой был изображен кинопостер к фильму 1951 года «The Day the Earth Stood Still», где вместо лица Майкла Ренни в космическом скафандре красовалась физиономия Старра.
Старинная песенка «Skokiaan» легла в основу «No No Song» популярного Хойта Экстона, эдакой литании с ямайским привкусом, которая — хотя и в довольно сардонической манере — предупреждала о негативных последствиях употребления виски, кокаина и всего в таком же духе и призывала к абсолютному воздержанию. «No No Song», которую так и не выпустили на сингле в Британии из опасения, что на Radio 1 ее неправильно (или правильно) поймут, вышла в Соединенных Штатах вместе с «You 're Sixteen».
Предложенная Ленноном версия вечнозеленой «Only You» была в Штатах хитом меньшей величины, но все–таки хитом; она так же не подходила Старру, как и «Easy for Me». К счастью, Ринго не стал соревноваться со сладкоголосым вокалистом «The Platters». Напротив, неумение Старра брать верхние ноты, которые у него звучали слишком жалостливо, создавало впечатление, что его любовный порыв настолько силен, что он не может совладать со своим голосом. В любом случае никто не относился к этой вещи иначе как к шутке.
Скрипучая «Husbands and Wives» Джона Миллера звучала комично не из–за пения Ринго, а из–за своей слезливости, возвращавшей слушателя во времена «Beacoups of Blues», а также в связи с тем, что ее мелодия уж слишком напоминала миллеровскую «The Green Apples». Еще более странной, но более заслуживающей доверия была «Occapella» из каталога Ли Дорси, которая заслуживала внимания благодаря своей блестящей аранжировке (к ней приложил руку Доктор Джон); гибкость аранжировки позволила совершить плавный переход от куплетов, сдобренных тревожным звучанием тимбалов, к инструментальному хоральному пассажу, который, вероятно, был перенесен машиной времени из умиротворенной эпохи нью– эйджа.
Хиты вроде «Occapella» и «Goodnight, Vienna» компенсировали «Call Me», «Only You» и прочие ошибки природы, благодаря чему альбом получился таким же привлекательным, как и «Ringo». Во время рождественской распродажи 1974 года пластинка заняла восьмое место в чартах Billboard, а в британском Тор 30 продержалась всего лишь неделю, что указывало скорее не на ухудшение качества — практически никто уже не верил в воссоединение «The Beatles», да и приглашенных знаменитостей было на порядок меньше. Кроме того, закатывалась звезда Ричарда Перри: его последняя работа — широко разрекламированный альбом 1974 года Марты Ривз, бывшей примадонны Tamla–Motown — не оправдала рыночных ожиданий.
«Goodnight, Vienna» мог бы продаваться лучше, если бы Старр вовремя осознал, что рекламных объявлений на полстраницы в музыкальных изданиях и энного количества данных им интервью уже недостаточно для того, чтобы заставить потребителей лихорадочно скупать его последнее творение. Просто в оглушительном 1974 году нужно было выть чуть громче—в моде были «высоковольтные» шоу бродячих менестрелей вроде «Led Zeppelin», «Grand Funk Railroad» и Питера Фрэмптона, которые собирали американские стадионы и европейские фестивали на свежем воздухе. Несмотря на то что гастроли могли бы благотворно сказаться на его внутреннем самочувствии, «ездить в турне — это сейчас не для меня. Мне это просто не нужно». После того как Ринго выполнил программу–минимум, записав новый альбом, он со