однако причины развода Старки не стоило бы сводить к столь пустяковым истинам. Еще до выхода «Ringo» супруги отдыхали по отдельности — у Ринго появилась возможности крутить интрижки без опасения услышать колкие упреки Морин. Радостно вопя и опустошая одну за другой бутылки шампанского по пути на Багамы, он, Болан и жена Марка так истерично хохотали над комедией Вуди Алена, которую показывали в самолете, что один из пассажиров подошел, стукнул их по головам книжкой, снял с них наушники и велел заткнуться и вести себя прилично. Марк только фыркнул. Старикашка отправился к капитану, и тот подошел к ним, готовый сделать выговор. Марк, Ринго и Джун не могли разговаривать в наушниках, приходилось все время кричать, и всем остальным, должно быть, это было не слишком приятно. Пилот заявил, что к нему поступила жалоба на шум, но в этот момент он посмотрел на экран и расхохотался. Ринго встал, и капитан подошел ближе и сел рядом с Марком. У всех четверых снова началась истерика, а тот человек, который подал жалобу, сам не мог удержаться от смеха, глядя на них. Всю дорогу до Барбадоса компания просто валялась в истерике.
Вернувшись в Tittenhurst Park, Ринго был ошеломлен, когда Харрисон при всех гостях заявил, что он давно и безнадежно влюблен в миссис Старки. Поскольку он и Патти тоже медленно, но верно отстранялись друг от друга, в его намерения входило не доложить о своих чувствах Морин, а скорее оскорбить Патти, которая выбежала из–за стола и заперлась в ванной. Хотя Ринго отреагировал на эту выходку картинной вспышкой гнева, в этот скандальный вечер развязки так и не произошло, и на следующий день он был поражен, насколько легкомысленно он отнесся к этому проявлению, и, что хуже, Старр вскипал от одной мысли о том, что Морин может разделять страсть Джорджа.
Вскоре, однако, все трения между Старром и Харрисоном сошли на нет, и Ринго по–прежнему барабанил на записях друга, когда у него было на это время. Вместе они подумывали о том, чтобы выкупить и Apple и возобновить деятельность компании, пока Харрисон не основал свой собственный лейбл, Dark Horse. В числе пластинок, выпущенных под этой маркой, был и альбом одного из спасенных проектов Apple, «The Shankar Family and Friends», на котором игра Старра и прочих западных рок–н-роллыциков удачно сочеталась со звучанием индийского оркестра — бамбуковые флейты, сароды и все в том же духе, — который Рави Шанкар собрал для сопровождения Харрисона в его неудачном турне 1974 года по Северной Америке.
Поспешные приготовления Харрисона к этому путешествию значили, что над новым альбомом, «Goodnight, Vienna», Ринго предстояло работать в одиночку — Джордж не успел записать ни одной ноты. Пол также не мог участвовать в записи песен Ринго, поскольку он был занят своим собственным альбомом, «Band on the Run». История повторилась, когда пластинка Пола, вышедшая сразу же после того, как увидел свет «Goodnight, Vienna», снова отвлекла на себя внимание поклонников.
Неудобства, причиненные внезапным самоустранением Джона и Пола, немного смягчил Джон Лен нон, который провел гораздо больше времени в лос–анджелесской студии во время записи «Goodnight, Vienna», чем при работе над «Ringo». Времени у него было предостаточно — он оставил Йоко, чтобы с головой окунуться в пятнадцатимесячный «потерянный уикенд» в Калифорнии в компании Кейта Муна, Мэла Эванса и Нильссона, тяжелых алкоголиков, которые страдали от преждевременного климакса, от проблем в семье или от того и другого одновременно. Сам Старр, чей брак был на волоске от гибели, снова ударился во все тяжкие, по ночам ошиваясь в барах, а днем надираясь с дружками у бассейна. Переживая кризис среднего возраста, компания сняла хорошо оборудованную виллу на побережье на Stone Canyon Road в престижной Санта–Монике у подножия кедровых холмов Голливуда.
Взяв в долю Кейта, который так же спокойно мог запустить бутылкой в экран телевизора, как встать и выключить его (пока он не переехал и не стал жить по соседству с нервным Стивом Маккуином), Ринго, Джон и Мэл осознавали, что им предстоит оплатить ремонт недвижимости и всего, что находилось внутри, включая золотые диски более регулярных владельцев виллы вроде Кэрол Кинг и портреты Джона Ф. Кеннеди.
Из своей рамы бывший президент укоризненно взирал на горы мусора, пустые ящики из–под ликера, переполненные пепельницы и вечно пьяных тунеядцев. Теперь дом, когда–то принадлежавший его семье, стал притоном для друзей нынешних постояльцев: группы Рика Нильссона, «Stone Canyon Band», в полном составе и прочих прославленных гостей вроде Эллиса Купера, бывшего участника «Monkees» Микки Доленца, Фила Спектора и Джо Уолша из Нью–Йорка, гитариста–виртуоза, который только что вошел в состав «The Eagles», появлялись там и Пол Маккартни (снова в центре внимания публики) и — чаще — Джордж Харрисон, временно проживавший в Беверли– Хиллз.
Голливуд таит в себе много опасностей: отчаяние, владеющее многими, — слишком уж явное свидетельство того, что слава и богатство непостоянны. С кипящим адреналином в крови банда и несметное количество ее дружков устраивали набеги на стриптиз–клубы и ночные гонки по пляжам Малибу, носились в фаллосоподобных «Линкольнах», врубив музыку на всю катушку. Нередкими были случаи, когда один из них просыпался с незнакомой женщиной в чужой постели и не мог припомнить, как он туда попал. Леннон, у которого были проблемы с иммиграционной службой США, боялся летать в Лондон, где его подвыпившие друзья заявлялись в Apple, Tramp и пабы вроде Peasantry на Кингз–роуд, где все их бесчинства сходили им с рук.
И все же большинство их эскапад были довольно безобидными. Ринго, который явно наслаждался своей испорченностью, как–то сфотографировали с сигаретой в носу в Playboy Club на Сансет–стрип, однако это не шло ни в какое сравнение с тем, как Старр проскочил три светофора на красный свет, после чего по распоряжению суда должен был два раза в неделю принудительно посещать лекции по Дорожному кодексу Соединенных Штатов. Вскоре после этого Джона Леннона выперли — с прокладкой на лбу — из лос–анджелесского Troubadour, где они с Нильссоном пытались сорвать выступление «The Smothers Brothers». Менее афишировалась встреча с его кумиром Джерри Ли Льюисом, сопровождавшаяся неумеренными алкогольными возлияниями. На день рождения Леннона Ринго пригласил Черри Ваниллу — поющую актрису, которая любила демонстрировать свой бюст, — чтобы она читала Шекспира в своей подвывающей нью–йоркской манере; а 7 июля 1974 года Кейт Мун нанял летчика, который вычертил в туманном небе над Тинслтауном «С днем рождения, Ринго!». Более практичным подарком семейству Старки была установка стоимостью в семь тысяч долларов, которую Мун подарил Заку; Старки–младший считал Кейта богом среди ударников, «самым лучшим в мире». Если ему напоминали о его отце, он признавал:
«Мой старик отлично держит ритм, но я никогда не считал его великим барабанщиком».
Папаша Зака решил себя побаловать и приобрел антикварную вещицу — барабанную установку ручной сборки 1926 года; необычным в ней было то, что к ней прилагались тамтамы со стальным дном. Однако ни одно из недавних развлечений и приобретений Старра не могло «сравниться с самой игрой на ударных. Это настоящее волшебство — что–либо создавать в студии с другими музыкантами». В том же интервью Ринго упомянул «весьма странную группу», состоявшую из него самого, Карли Саймона и Доктора Джона; команда записала трек под названием «Playing Possum», последнюю вещь Карли, в которой Перри выступал в качестве продюсера. Что касается Ринго, то более непосредственное участие тот принял в записи альбомов Нильссона и Муна, а также в «Harry and Ringo Night Out», фильме 1974 года, который так и не увидел выхода в свет.
Ничего нового или интересного не было и на альбоме Нильссона «Pussycats» — который продюсировал Леннон — впрочем, как и на вышедшем сразу вслед за ним сборнике «God's Greatest Hits», переименованном в «Duit Ou Моп Dei» по просьбе его компании звукозаписи. Первый появился просто потому, что он и Джон «сидели, и нам было нечем заняться. Тогда мы и решили: «Давай–ка запишем альбом». Мы быстренько напридумывали песен и записали их». С Ринго, Клаусом, Бобби Кизом и Муном — который был там постоянным тусовщиком — Хэрри и Леннон доделали «Pussycats» в Нью–Йорке (с Лос–Анджелесом у них ничего не вышло).
