безмозглая курица думала только о том, как бы сохранить более страшную тайну, то… В общем… — он вынул из-за спины тыковку-горлянку, из тех, что берут с собой странники-даосы и монахи, ищущие подаяний для братии, и протянул её Марку, держа за повязку. — Вот.

— Что это? — с некоторым подозрением спросил Марко. Он принял тыковку, подхватив её под днище, и чуть не выронил.

— Осторожней, она куда тяжелей, чем кажется, — обеспокоенно вскрикнул Кончак-мерген.

— Да я уж понял, — раздражённо ответил Марко, чувствуя, как рука немеет.

— Лучше держать за верёвку, иначе рука начинает неметь, — сказал Кончак-мерген. Марко тут же перехватил тыковку, с облегчением чувствуя покалывание крови, возвращающейся в руку.

— Что это? — повторил Марко свой вопрос.

— Вы никогда не поверите! — сказал Кончак-мерген с плохо скрываемым восторгом.

— Ну же, не томи. Какое-то снадобье или что?

— Молоко. То самое молоко Чёрного дракона, — прошептал Кончак-мерген прямо в ухо Марку, захлёбываясь смехом.

— Чему ты радуешься?

— А вы попробуйте ткнуть меня мечом, молодой мастер, — заговорщицки хохотнул обычно сдержанный Кончак-мерген. Марко недоверчиво посмотрел на товарища. Мерген усмехнулся и приглашающе похлопал себя по животу. Марко вынул из рукава стилет и, быстро перебросив его в левую руку, ткнул стражника в печень. Кончак-мерген поморщился, но и только. Стилет словно напоролся на кольчугу. Мерген приподнял рубаху: на смуглом голом животе, прямо напротив печени наливался синяк и тянулась небольшая царапина. — Я натёрся им, чтобы проверить на себе, — пояснил Кончак-мерген.

— Господи… — прошептал Марко, глядя на тыковку.

— Меня настолько впечатлило умение этой тупой крестьянки противостоять пыткам, что я просто не мог не попробовать на себе. Сначала помазал себе запястье и рубанул по нему ножом — ничего. Потом топором хватил. Только рука заныла, как от удара палкой, а топор отскочил как от камня. Тогда я натёрся весь.

— И как оно?

— Поначалу жжёт довольно сильно, кажется, что обгораешь, как на солнце. Потом жжение уходит, а тепло остаётся.

— Расскажи-ка мне поподробнее. Откуда оно у тебя? — сказал Марко, уважительно поглядев на тыковку.

— Когда старая сволочь всё-таки сломалась и начала говорить, то с её слов вышла очень некрасивая картинка. Дело в том, что она дружна с Хоачхин многие годы, они сошлись ещё в те поры, когда эта кухарка была девицею. Сейчас, когда всё начинает открываться, я просто поражаюсь предусмотрительности матушки Хоахчин. Со слов кухарки, служившей ещё во времена войлочных «походных дворцов», старая кормилица прекрасно понимала, кого именно она выкармливает грудью. Мать Хубилая не зря болела всю жизнь, и молока у неё тоже не было неспроста. Все соки из неё выпил младенец. Так она и зачахла, не оправившись от родов. Считается, что Ариг-буга и Хулагу были родными братьями Хубилая, но кухарка сказала, что это не так. Она сказала, что царица Сорхахтани больше не могла родить после Хубилая, и его младшие братья рождены от кого-то из младших жён и сразу после родов переданы ей в присутствии родни, чтобы узаконить родство. Тулуй считал, что это предотвратит рознь между ними… Как мы видим сейчас, Хубилаев отец ошибся, — тут Кончак-мерген нахмурился, задумался было, но собрался и продолжил: — У Хоахчин было специальное кожаное колечко, которое она вставляла маленькому Хубилаю в рот, иначе бы откусил ей сосок. Он родился покрытым волосами, но это не так удивительно. Странно то, что зубы у него прорезались уже в утробе.

— Гнев небес… — прошептал Марко, перекрестившись.

— Кухарка рассказала, что Хоахчин до смерти боялась своего предыдущего, самого знаменитого воспитанника — великого Тэмуджина, отца мунгал. И ещё в те времена решила оставить для себя лазейку: будучи кормилицей, она должна была регулярно купать Тэмуджина в молоке двух драконов и смачивать этой смесью тряпицу, чтобы давать ему сосать раз в каждую новую луну. И она зажилила часть этой чудодейственной смеси, чтобы пить её самой. Потому-то она и прожила так долго!

Марко вспомнил, как не смог коснуться старой кормилицы оружием и как огонь щадил её кожу. Приходилось признать, что версия Кончак-мергена звучит хоть и фантастично, но убедительно.

— Забавна причина, по которой йекэ-нойон Толуй и царица Сорхахтани передали на кормление младенца Хубилая именно ей, — горько усмехнулся Кончак-мерген, продолжая рассказ. Видно было, что его горячая любовь ко всему мунгальскому испытала минувшим днём жесточайший удар, и сейчас это новое, неприятное знание боролось с давней привычкой встречать боевым кличем чингизидов любое упоминание имени Тэмуджина или кого-либо из правящего дома.

— Они наверняка подумали, что, если Хоахчин живёт так долго и по-прежнему хорошо выглядит, может рожать и кормить, значит, в ней живёт особая жизненная сила, — скривился в усмешке Марко.

— Именно, молодой мастер, — кивнул Кончак-мерген.

— Кстати, если кормилица могла рожать, то где её дети? — словно очнувшись, спросил Марко.

— Владыка Тэмуджин был, пожалуй, самым предусмотрительным человеком на всей Суше, — ответил мерген. — Сам он прошёл через унижение сиротства, поэтому…

— Их убивали?

— Нет. Он оставался благодарен кормилице, поэтому её детей оставляли в живых, просто высылали в другие улусы, где они росли среди мунгальской знати, не зная своего истинного родства. Говорят, что существует список её сыновей и дочерей. Но он является одной из самых охраняемых тайн Юань. Настолько охраняемых, что лично я даже не верю в его существование, — засмеялся Кончак-мерген.

— Мерген, прошу, продолжай свой рассказ. Что же кухарка?

— Со временем кухарка обнаружила, что Хоахчин не меняется с годами, а сама она стареет. По её