Свободная, чистая, парящая между мирами. Что я должен сделать, чтобы никогда больше не разлучаться с тобой?

Слова Марка скользили вслед за перистыми облаками, устилавшими горизонт, словно летящие на ночёвку белые птицы, и мягко серевшими у самой кромки земли подобно хлопьям пепла.

Иногда я зову тебя целыми днями, но ты не приходишь. Иногда я хочу избавиться от твоего образа, но ты преследуешь меня. Раньше я мучался этим. Теперь я хочу одного: хоть как-то, хоть каким-то образом, магией, ворожбой, пусть бы и самыми чудовищными заклинаньями, но видеть тебя, осязать тебя, вдыхать тебя, моя голубка, моя Пэй Пэй.

Сказал Марко, подспудно ожидая, что спускающиеся сумерки подарят ему то, чего он желал.

Говорят, я сошёл с ума. Но где тот ум, с корабля которого я спустился в болото безумия? Я искал его тут и там. Его нет. Говорят, что я впал в крайность, греховную крайность отрицания бытия, но мне всё равно. Говорят, что я отрёкся от бога своих отцов. Но мне всё равно. Моя любовь сильнее любых богов. Пэй Пэй. Боже. Пэй Пэй.

Сказал Марко и вытер глаза ладонью.

Ты помнишь наши ночи? Наши зимние ночи? Такие длинные, что можно прожить несколько жизней, пока рассвет не посеребрит иней на ставнях? Если бы я знал, что ждёт нас, то сбежал бы с тобой туда, где никто бы не нашёл нас. В мире так много городов. Есть и те, что дали бы нам приют, какими бы мы ни были.

Он посмотрел в сумерки и продолжил, словно бы прочтя в воздухе ответ.

Ты права. Ничего не изменить. Ты ведь знаешь, почему я построил машину? Я надеялся, что она поможет мне всегда быть с тобой. Мне ведь всё равно, снишься ты мне во сне или снишься мне в пространстве яви. Я просто хотел быть с тобой. Каждую ночь. Это ведь такое простое маленькое желание. Я не хотел империй. Я не хотел власти. Ни денег, ни высоких тронов, ни пышных процессий. Ничего. Я просто хотел каждую ночь засыпать с тобой.

Лучник на ближайшей башне отбил бронзовым пестиком вечернюю стражу. Звук поплыл в сумеречной тишине как большой мыльный пузырь.

Жасмин. Жасмин и яблоки. Моя Пэй Пэй. Твоя любовь была такой ароматной. Скоро мы будем вместе, моя голубка, совсем скоро. Всё закончится. Все ниточки добегут до конца. Мы будем вместе.

Марко поднялся с земли, зачерпнул прохладной воды из пруда, мельком взглянул на золотых рыбок, суетящихся в ожидании корма, бросил горсть воды себе в лицо, смывая стыдные мальчишеские слёзы, и споро пошёл по направлению к Центральным воротам.

Над ним летела полупрозрачная тень, от которой тёк сладкий жар, она помавала широкими рукавами, как крыльями, рождая смутное желание близости в каждом, кому случалось её увидеть. Но Марко, поглощённый своими мыслями, не повернул головы, и она летела над ним как штандарт или зонт, защищая свою любовь от чужого чёрного солнца.

Он почти достиг Центральных ворот, ему оставалось спуститься по Благолепному тротуару, обогнуть Пагоду предков, на которой уже зажгли ночные огни, и пересечь площадь Чжиюань. Навстречу ему вышел Кончак-мерген. Марко рефлекторно огляделся и, подняв голову, бросил быстрый взгляд на ближайшую башню. Лучник смотрел в другую сторону.

— Доброй ночи, молодой мастер, — сказал Кончак-мерген. — Не нужно опасаться, что нас кто-то увидит. Великий хан восстановил меня в должности, а вам вернул все права. Правда, меня это довольно сильно пугает, поскольку теперь мы с вами официально осведомлены о самой страшной тайне императора.

— О чём ты?.. — рассеянно спросил Марко.

— Я нашёл их.

— Этих… прачек или как их там?

— Да. Кухарок.

— И? — нетерпеливо топнул ногой Марко.

— Вы были правы, молодой мастер, — довольно усмехнулся Кончак-мерген в усы. — Вы, как обычно, оказались удивительно проницательны. Мне пришлось довольно сильно потрудиться, чтобы найти их, но один евнух под пыткой сознался, где их сыскать. К сожалению, он не выжил и не даст каких-либо показаний. Но кухарок я нашёл.

— Ну же! Рассказывай, что именно они сказали тебе?

— Одна из них, та, что помоложе, призналась во всём сразу, как только увидела пыточный инвентарь. Разумеется, она немного поломалась для виду перед своей товаркой, но, когда я отвёл её в камеру и спросил, понимает ли она, как будет выглядеть её лицо к утру, быстро стала рассказывать всё, что знала. Она, кстати, очень хорошенькая. Жалко, что до настоящего допроса так и не дошло: ребята очень хотели её снасильничать.

— А вторая? — нервно дёрнул углом рта Марко.

— Она держалась очень вызывающе. К ней сразу же применили пытку водой, но результата не достигли. Она, словно лягушка, сумела под водой дышать так же хорошо, как мы делаем это сейчас. В запале мы притопили её больше чем на четверть часа, но она всем своим видом показывала, что чувствует себя вполне комфортно. Тогда мы применили пытку огнём и с удивлением заметили, что огонь полыхает, совершенно не касаясь её тела. Ни боль, ни иглы, ничего её не пугало. Мне пришлось притащить в камеру её дочерей и мужа и изнасиловать старшую у неё на глазах, пригрозив сделать то же самое с младшей, а мужу отрезать гениталии. И только тогда она заговорила. Всякий раз, как она останавливалась — а делала она это довольно часто, — мне приходилось подвешивать её муженька на дыбе. И только так она соглашалась продолжить.

— Завидное упорство говорит нам о том, что ей было что скрывать.

— Она оказалась дурой, — засмеялся Кончак-мерген. — Если бы она попросту созналась, что пошла на поводу у Хоахчин и по неведению приняла участие в заговоре против Ичи-мергена, ей выжгли бы клеймо, сослали в деревню, где она жила бы со своими выблядками до самой старости. А с учётом того, сколько можно скопить, работая кухаркой при дворце, ещё и внукам бы хватило её денег. Но, поскольку эта